То ли руки тряслись, то ли в самом деле ему, как болтали, колдун навесил амулетик. Был еще случай...
Приходит к Кабрере один из министров и объявляет: мол, двенадцать человек, все министры, хотят вас убить, и я один из них, но не могу поднять руку на отца нации и спешу донести с перечислением фамилий... - он сделал театральную паузу.
- И получил орденок? - предположил Мазур.
- Пулю в лоб он получил. Тут же. Но только не из черной неблагодарности, а оттого, что остальные, все одиннадцать, уже успели прийти и настучать...
Мораль: лень наказуема. Ну, а потом Кабрера ухитрился рассориться с американцами - то ли цену на бананы поднял, то ли прихлопнул кого-то не того. Короче, на этой самой площади, примерно вон там, где торчит мороженщик, по его "кадиллаку" и хлестанули из трех пулеметов. Так что и амулет не помог - быть может, оттого, что стрелки, подозревают, были приезжими... А в общем, бывали тут нумеро уно и почище. При Убико на улицах запрещалось собираться больше одного - не фыркай, я тебе подлинный указ цитирую. И ведь сидели по двадцать лет, черти, это тебе не Панама, где в сорок девятом за пять дней сменилось три президента, да и четвертый продержался
недолго... Я тебе не надоел за три дня этими лекциями?
- Отнюдь, - сказал Мазур. - Все равно делать нечего. И нет уже никакого терпения, я не хуже тебя понимаю, что через пару недель начнется зима, то бишь сезон дождей, и в джунглях станет еще паскуднее... Что ж второй секретарь так копается?
- Ничего не поделаешь, - серьезно сказал Кацуба. - Будь ты хоть второй секретарь, хоть генеральный. Здешняя бюрократия, браток, такова, что наши чиновнички, знай они подробности, сдохли бы от черной зависти... Это еще дней на несколько. Подожди, скоро и нам придется в ком-пании с секретарем болтаться по инстанциям - личное присутствие и все такое, узнаешь, почем фунт здешнего канцелярского лиха... А в целом, нам все же повезло, что эта "птичка" гробанулась именно тут. Мы в "морской полосе", в климатической зоне, на которую влияет Атлантика. Окажись мы километров на двести южнее, узнал бы ты, что такое настоящая жара. Там, правда, джунглей нет, зато ландшафт не уступает лунному, воды днем с огнем не отыщешь, не говоря уж о годной в пищу живности... Вот, кстати, о живности. Есть в здешнем меню немало вкусных и насквозь экзотических яств. - Он положил руку на роскошную темно-бордовую папку с золотым тиснением. - Как насчет скарабеев со свининой и овощами? А еще - красноногие кузнечики, маринованные в лимонном соке с солью, жареные муравьи, клопы-вонючки по-мексикански...
- Не жди, блевать не начну, - ухмыльнулся Мазур. - Забываете, мон шер, что курсы мы проходили по одним методикам. Попадем в лес, я тебя и сам пауком-птицеедом угощу. Отрываешь пузо, остальное запекаешь, и, право, ничем не хуже краба.
- Ел я птицеедов, - рассеянно отозвался Кацуба. - Нет, в самом деле, скарабеи неплохи, я без всякой подначки... Вот только в такую жару даже их не хочется.
- Уж это точно, - поддакнул Мазур, глядя на историческую площадь. - Гляди, шатеночку недвусмысленно снимают. Разозленная родня не выскочит?
- Неа, - присмотревшись, авторитетно заверил Кацуба. - Самая натуральная путанилья...
- Слушай, как же их определяют все-таки?
- Да как два пальца, - сказал Кацуба. - Присмотрись, видишь, у нее браслетик? Раз на нем ракушки - значит, путана. Неважно, золотые они там или медные, главное, ни одна приличная женщина в этом городе ничего напоминающего ракушку не нацепит. Мило и простенько, а?
- Тьфу ты, как просто...
Он с леностью истого аборигена столицы омочил губы в ледяном пиве и с философской грустью стал смотреть на видневшийся слева отрезок здешней достопримечательности, именуемой без затей - винодук.
Укрепленные на четырехметровых железных арках - а кое-где на столбах той же высоты, - северную окраину города пересекали толстенные трубы, тянулись вдоль автострады, над оживленными перекрестками, меж редких эвкалиптов, меж домов. Прохожие и проезжие это сооружение попросту не замечали, поскольку привыкли к нему с рождения, зато Мазур, как любой, наверное, русский человек, взирал на него почтительно.
По трубам текло вино - примерно полтора миллиона литров в сутки. Только что закончилась вендимия, ежегодный праздник сбора винограда, и в сотнях тысяч бочек искрилась живительная влага. Кацуба успел свозить Мазура на завод Бодега Бассо, где тот с еще более почтительным восхищением лицезрел своими глазами самую большую в мире деревянную винную бочку. Вмещала она ровнехонько четыреста тысяч литров.
И, что самое удивительное, отметил мысленно Мазур, никто никогда даже не попытался провертеть коловоротом в винодуке дырочку. Русскому человеку такое нерадение дико, отечественные Левши и Кулибины давно издырявили бы заветную трубу на всем ее протяжении...
За три дня он насмотрелся экзотики столько, что хватило бы на всю оставшуюся жизнь. Винные погреба Хиоле с их ста пятьюдесятью миллионами литров, резервуар для вина, в котором однажды устроили банкет на пятьсот человек (и всем было просторно), музей серебра, старинный праздник пива и крови, более ста лет отмечавший окончание индейских войн, кафедральный собор, где хранился череп Диего Альмагро (вроде бы подлинный), Каса-де-монеда - старый монетный двор, где приводные валы чеканящих станков когда-то вращали закованные в кандалы рабы-индейцы... Впечатлений было столько, что они перестали волновать и удивлять, - еще и оттого, что над ними дамокловым мечом постоянно висело ожидание, а чертов Франсуа куда-то запропал, о чем, впрочем, честно предупредил заранее и наставлял в этом случае не дергаться, а спокойно ждать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23