Петра и самого бросило в жар – черт, до чего глазастое дите…
– Все нормально, Катя, – сказал он как мог солиднее, – завтра обещали выписать.
– Вот радость-то… – тихонько пробурчала за спиной Наденька.
«А ведь у Пашки, сдается, непростые отношения с этим киндером, – подумал Петр. – Отголоски чувствуются. Впрочем, это уже и не киндер вовсе, девушка прямо-таки, четырнадцатилетние нынче – существа акселерированные».
– Не язви, Надежда, – сказал он, не оборачиваясь. – Оба мы с тобой не подарки, не отмахнуться от этого факта… что ж делать? Сосуществовать…
– Положительно вы, папенька, помягчели к ближним… – бросила дерзкая отроковица.
– А иди-ка ты погуляй, дитя природы, – сказал Петр. – Там, из коридора, проспект видно, машины ездят и люди ходят, пейзаж… Давай-давай, нам с матерью поговорить нужно.
– В самом деле, Надя… – обрадованно подхватила Катя.
– Слушаю и повинуюсь, – фыркнула девчонка, исчезая за дверью.
Петр вздохнул не без облегчения. Катя порывисто встала, пересела на широкий подлокотник его кресла и крайне осторожно попыталась его потрогать.
– Глупости, – сказал он, замирая от прикосновения теплых ладоней. – Ничего не сломано, ничего не разбито. В памяти только провалы там и сям, но это пройдет, образуется…
– Врач мне подробно объяснял… Господи, ну зачем тебя туда понесло… – она отстранилась, оглядела его, прижалась к плечу, прильнула, засыпав его лицо распущенными волосами. – Неделю к тебе не пускали, я думала, они врут, что все нормально, всякое передумала…
Было в ее движениях и словах что-то странное – словно бы и пыталась дать волю чувствам, и боялась. Положительно, некая скованность присутствовала, Петр ее отчетливо чуял.
Он замер в Катиных объятиях, ощущая и радость, и стыд: все это предназначалось другому. И бессвязное обрадованное лепетание, и сомкнувшиеся на шее руки. И быстрые поцелуи, и неуловимо-нежный аромат незнакомых духов. От этого стало особенно горько. Все было не его.
Но сейчас-то он был Пашка… Приходилось поглаживать ее по плечам и уверенно говорить что-то в ответ, успокаивать, пьянея от женщины своей мечты… Бог ты мой, как получилось, где он ее встретил? Почему ее встретил он, Пашка, которому все удавалось?
– Нет, правда, все в порядке?
– Хочешь, цыганочку спляшу? – усмехнулся он, сдув со щеки прядь русых волос, щекотавших ноздри. – С выходом?
– Не надо, вдруг тебе еще нельзя… – всерьез испугалась она.
– Все мне можно, – сказал Петр.
Она внезапно напряглась, отстранилась и заглянула в лицо:
– Что, хочешь…
– Что? – не понял Петр.
Она оглянулась через плечо на широкую смятую постель, глядя с немым вопросом, неуверенно пошевелила плечами, снимая легкий незастегнутый пиджак.
– Не надо, – заторопился Петр, до которого только сейчас дошло, и в виски бросилась жаркая волна. – Я не в том смысле…
И со стыдом понял: еще пара секунд – и не стал бы ее останавливать. Даже просто смотреть на нее нельзя было спокойно. Прямо-таки взвыл мысленно – как жить с ней в одной квартире, день и ночь? Пашка говорил, и всерьез… но разве так можно? Дело даже не в том, что это Пашкина жена. Главное, на нем сейчас личина… Чужая шкура. Роскошная, но сути дела это ничуть не меняет…
– Ко мне приходили из милиции, – сказала Катя. – Этакая рыжая майорша. Сегодня утром.
– Шевчук?
– Да, кажется… Паша, что-то случилось? Что-то не в порядке с… аварией?
– Вроде бы нет, – сказал он насколько мог безмятежнее. – О чем она, собственно, спрашивала?
– Кто обычно ездит на джипе… ездил, точнее. Не собирался ли ты увольнять Митю…
– Ну-ну? – поторопил он, расслышав легкую заминку.
– Сердиться не будешь?
– Ох, да что ты…
Катя решилась:
– Очень деликатно, но пыталась выяснить, не… кокетничала ли я с Митей. Я ответила грубовато, но чистую правду…
– Что – нет?
– Ну конечно, а как же иначе? Паша, это чистая правда…
– Господи, ну а кто в тебе сомневается? – сказал Петр, гладя ее по плечу.
Вот, значит, какие зигзаги выписывает пытливая милицейская мысль. Жена босса кокетничала с шофером, и он, стервец, из ревности подрезал шланги… В общем, не так уж глупо для людей, не знающих потаенного смысла «аварии». Где-то даже логично…
– Паша, там что-то…
– Да нет, чепуха, – сказал он веско. – Они нынче дерганые и пуганые. Если бизнесмен, если авария и вдрызг разбитая машина – значит, покушение… Вздор. Помнишь, чтобы на меня когда-нибудь кто-то покушался? То-то. Катюша, успокойся. Завтра меня выпускают, и все будет в порядке.
Он поднял голову и заставил себя поцеловать ее в щеку вполне привычно, как и подобает супругу с четырехлетним стажем. Катя замерла в его объятиях, тихонько тяжко вздохнула.
… Когда она ушла, Петр, воровато оглянувшись на дверь, прошел к холодильнику и достал плоскую бутылочку коньяка, подсунутого одним из «друзей». Набуровил себе в стакан граммов сто и жахнул.
Интрига оборачивалась совершенно неожиданной стороной. Катя что-то бесповоротно изменила в нем, что-то то ли сломала, то ли, наоборот, породила. Он не находил себе места и знал, что это не пройдет ни к утру, ни вообще.
После деликатного стука заглянул доктор, но Петр решительно поднял голову:
– Вы можете меня сегодня больше не беспокоить?
– Конечно, конечно, голубчик… – покладисто отозвался доктор, исчезая за дверью.
И сразу же, словно получив некий сигнал, вошла Анжела. Одним пальцем нажала кнопочку замка, отрезав палату от внешнего мира, танцующей походкой приблизилась к постели и тоном обиженной девочки протянула:
– Павел Иванович, чем я вас прогневила? Даже не смотрите…
– Да ничем, господи… – где-то даже растерянно сказал Петр, соображая, что подтвердились и эти подозрения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16