Отчуждение меж молодым Людовиком и его супругой Анной Австрийской, сестрой испанского короля, росло и усугублялось. Все громче шептались о том, что королева все же не устояла перед ухаживаниями блистательного фаворита английского короля герцога Бекингэма во время свидания в Амьене...
И в это самое время выросла фигура могучего и сильного волей первого министра при слабом и безвольном короле - Армана Жана дю Плесси, герцога де Ришелье, умного и решительного министра, стремившегося объединить страну, покончить с произволом буйного дворянства и приструнить гугенотов, получавших помощь деньгами и оружием от исконных врагов Франции - англичан и испанцев.
Страна стояла на пороге новой войны. Воцарившаяся в ней тишина была лишь кратким затишьем перед очередной бурей, долгой и кровавой грозой.
Именно в часы этого затишья по дороге к Парижу ехал молодой всадник на старом коне - и вскоре нам предстоит с этим юношей познакомиться поближе...


Возможно ли это? Конечно, возможно, раз оно не исключено.
И. В. Сталин



Кружат созвездья в смене прихотливой,
А мы во власти этого полета,
И правят духом, что лишен оплота,
Минутные приливы и отливы.
То возрождая лучшие порывы,
То тяготя ничтожною заботой,
От поворота и до поворота
Ведет нас путь, то горький, то счастливый...
1530, Хуан Боскан-и-Альмогавер


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПРОВИНЦИАЛ, О КОТОРОМ ЗАГОВОРИЛ ПАРИЖ

Глава первая
Гостиница "Вольный мельник"

В первый понедельник апреля 1625 года жители городка Менга, известного разве что тем, что там триста лет назад родился поэт Гийом де Лоррис, имели мало поводов как для беспокойства, так и для развлечений. В ту буйную эпоху, когда то и дело испанцы дрались с французами, знатные господа - то друг с другом, то с королем, гугеноты - с добрыми католиками, а бродяги и воры - со всеми на свете, выпадали тем не менее и спокойные дни, не отягощенные бряцаньем оружия и шумом уличной свалки. Однако справедливо замечено, что скука порою удручает даже еще более, нежели бурные стычки, мятежи, войны и смуты. А посему в часы всеобщей скуки любое, даже самое малозначащее событие способно вызвать живейший интерес.
Событием таковым для городка Менга стало лицезрение молодого всадника, с четверть часа назад въехавшего через ворота Божанси и направлявшегося по Главной улице к известной только одному ему цели. Впрочем, исторической точности ради необходимо упомянуть, что самое пристальное внимание горожан привлек отнюдь не всадник. Что бы там ни думал о себе самом этот юноша, сколь бы высокого он ни был мнения о собственной персоне, в нем на первый взгляд не замечалось чего-то особенно выдающегося. Говоря по совести, это был самый обычный молодой человек восемнадцати лет, в шерстяной куртке, чей синий цвет под влиянием времени приобрел странный оттенок, средний между рыжим и небесно-голубым. Взгляд его был открытым и умным, лицо продолговатым и смуглым, выдающиеся скулы, согласно представлениям того времени, свидетельствовали о хитрости (что в данном случае, скажем, забегая вперед, оказалось совершенно справедливо), крючковатый нос был тонко очерчен, а по берету с подобием обветшавшего пера можно было сразу определить гасконца. Человек неопытный мог бы поначалу принять его за сына зажиточного фермера, пустившегося в путь по хозяйственным надобностям, но это впечатление разрушала длинная шпага в кожаной портупее, висевшая на боку юного незнакомца.
Как уже было сказано, внешность молодого человека не таила в себе ничего особенно уж примечательного - в особенности для жителей расположенных вдоль проезжего тракта местечек, привыкших лицезреть юных провинциалов, все как один направлявшихся в сторону Парижа, чей блеск и коловращение жизни манили честолюбивых отпрысков обедневших родов подобно пению сирен из знаменитой греческой поэмы.
Зато конь, несший на себе очередного путника, был не в пример более примечателен - но, увы, отнюдь не красотой и статью. Возможно, ему и случалось когда-нибудь гарцевать, грызя удила, - но это явно происходило так давно, что этого не мог помнить нынешний хозяин сего Буцефала. Это был беарнский мерин добрых четырнадцати лет от роду, диковинной желтовато-рыжей масти, с облезлым хвостом и опухшими бабками, он трусил, опустив морду ниже колен, но все же способен был покрыть за день расстояние в восемь лье <Лье - старинная мера длины, около четырех километров. > .
В те времена роман испанца Сервантеса о благородном идальго Дон Кихоте Ламанчском уже был известен тем, кто имел склонность читать книги, - так что человек образованный без труда провел бы параллели меж престарелым беарнским мерином и Росинантом. Правда, к таковым, безусловно, не относились обитатели Менга, - но они, не отягощенные ни грамотностью, ни тягой к изящной словесности, тем не менее в лошадях разбирались неплохо, и потому молодой всадник повсеместно вызывал улыбку на лицах прохожих. Правда, при виде внушительной шпаги и горящих глаз юноши, пылавших отнюдь не христианским смирением, улыбки эти моментально тускнели...
Юноша-гасконец, не без некоторых на то оснований считавший себя неплохим наездником, прекрасно понимал, что верхом на этом коне он выглядит смешно, - и потому воспринимал всякую улыбку как оскорбление, а всякий взгляд как вызов. На всем пути от родного Тарба до Менга он не разжимал кулаков и не менее дюжины раз за день хватался за эфес шпаги, едва ему казалось - все равно, были или нет для того основания, - что его гордость оскорблена насмешливым взглядом очередного праздного зеваки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19