Уж от него не жди «скидки»! А ваш пес, как нарочно, то потянет в сторону, то вдруг заюлит; надо, чтобы все у него было в полной парадной форме, а он ни с того ни с сего поджал под себя хвост и сам весь сжался, или слишком напружился – стал горбатым, или обмяк – провисла спина… Здесь умение «показать собаку» имеет немаловажное значение.
Почему-то не верилось, что Джери может выдержать этот экзамен. Вспомнилось его недавнее испытание на охране склада, но сейчас уже и это показалось нетрудным. Ведь всегда то, что пройдено, кажется легче. Мелькнули лица Сергея Александровича, Шестакова и других знакомых собаководов. По их выражению можно было понять, что они тоже с большим интересом относятся к результатам экспертизы Джери.
– Посадите собаку и покажите зубы, – приказал судья.
Вот когда я вновь блеснул выучкой Джери. Я посадил его у ноги, и он сам протянул ко мне морду. Я взял ее обеими руками и, оттянув губы так, что обнажились розовые десны, показал белые, точно литые, зубы.
– Хорошо. Пробежитесь, пожалуйста.
Было исполнено и это приказание. Джери послушно бежал рядом со мной, вопросительно заглядывал мне в глаза, как будто спрашивая: «А что нужно делать еще?»
Пока все шло без сучка без задоринки.
– Неплох, неплох… – бормотал судья, заглядывая куда-то под брюхо дога.
Потом подумал, захлопнул крышечку блокнота, где все время ставил какие-то пометки, и решительно произнес:
– Очень хорошо.
Я вспыхнул. Сергей Александрович не выдержал и тут же поздравил меня:
– Поедете в Москву. На Всесоюзную.
«Очень хорошо» – равнялось большой серебряной медали В то время, к которому относится наш рассказ, на выставках служебных собак не было медалей, а выдавался лишь диплом. Сейчас, помимо дипломов, выдаваемых всем собакам, прошедшим экспертизу, присуждаются также (при наличии полной родословной) медали: золотая (оценка «отлично»), серебряная («очень хорошо»)

– была призовая оценка, которая давала право на участие собаки во Всесоюзной выставке.
– Смотрите, привезите его в Москву в хорошем виде, – наказывал мне судья. – Чтобы был такой же лощеный! – И, видя мою радость, улыбнулся сам.

РАССКАЗ О ТОПУШЕ – ПОБЕДИТЕЛЕ ВОЛКОВ

Чем ближе к Москве, тем больше наполнялся наш вагон собаками и их проводниками. Многие города, края и республики посылали своих представителей на Всесоюзную выставку. В двух смежных купе ехали мы, делегаты далекого Урала.
Две лайки, Грозный и Тайга, разморившись от жары, лежали под сиденьями, как две мохнатые меховые рукавицы. Овчарки Рекс-чепрачный и Джери-черная недовольно жались по углам. Мой Джери, растянувшись на полу, в полудремоте прислушивался к перестуку колес. За всю дорогу он ни разу не подал голоса, часами сидел или лежал неподвижно, не спуская глаз – когда не спал – со своего хозяина, как бы спрашивая: «Когда окончится эта тряска? Пора бы уж выходить!» Он оживлялся только на остановках, когда я выводил его из вагона; весело резвился около меня, но стоило скомандовать: «Домой!» – и Джери послушно бежал к вагону.
Неподалеку от Москвы в поезд сели кавказские овчарки. Загорелые, седоусые чабаны, бренча цепями, осторожно проводили их по узкому проходу. С их появлением словно сама суровая и прекрасная природа гор вошла в вагон. Вспомнилась поездка Шестакова, его «вояж» с сорока закупленными собаками. Но была разница между теми овчарками и этими. Наши кавказские овчарки использовались как караульные собаки, эти – как пастушьи. Их широкие челюсти были упрятаны в глухие намордники из толстой кожи, на шеях из-под длинной густой шерсти выглядывали железные ошейники с острыми вершковыми шипами – против волков. Все поведение собак свидетельствовало о дикости и непривычке находиться среди людей. Тем не менее эти страшные звери были так же послушны в руках своих вожатых, как и наши городские «культурные» собаки.
Мы познакомились с чабанами, разговорились. И здесь, в поезде, я услышал взволновавшую меня историю одной собачьей жизни. Седовласый чабан с осанкой истинного горца, поглаживая своего могучего пса, рассказал нам о Топуше – победителе волков Топуш в предвоенные годы считался лучшей собакой Грузии

. Передаю ее так, как она запомнилась мне, как рисуется воображению.
Старый чабан Ибрагим не зря уважал и ценил серо-пепельную собаку Тебу. Всю свою долгую жизнь Ибрагим провел в горах, на пастбищах, охраняя отары овец, и ему лучше, чем кому-либо, было известно, что значит для пастуха хорошая собака овчарка.
А Теба была хорошей пастушьей собакой. Она была в расцвете сил, когда стая обезумевших от голода волков напала на жилище ее хозяина. Они окружили загон, в котором жались испуганные овцы, и старались проникнуть через ветхую, сложенную из камней загородку.
В углу загона, беспомощно тычась слепыми мордочками в брюхо матери, пищали шесть новорожденных щенков. Волки рвались в слабо защищенное помещение овчарни; их горячее дыхание уже долетало сквозь щели загородки… И Теба одна вышла защищать загон. Ее нападение было дерзким и неожиданным, но силы – слишком неравны, и, пока Ибрагим заряжал свое старинное кремневое ружье, волки успели оттащить Тебу и разорвать ее. Когда старый чабан разогнал их оглушительными выстрелами своего самопала, от Тебы уже ничего не осталось. Волки сожрали ее.
А тем временем испуганные овцы истоптали в загоне малышей Тебы. Каким-то чудом уцелел лишь один, самый маленький и слабый.
Ибрагим выходил щенка. Он выкормил его овечьим молоком и бараньим жиром. Через год слабый щенок превратился в огромную, могучую собаку.
От матери Топуш – так назвали щенка – унаследовал смелость и ненависть к серым разбойникам, в постоянной жестокой борьбе с которыми проходит вся жизнь пастушьих собак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74