Мне было очень скверно, я чувствовал себя разбитым, часто нюхал кокаин, плохо спал, а когда
спал, мне снилось, что я бодрствую, я опять ширялся, и совершенно не обращал внимания на свою дочь, я каждый день ходил на работу, я принимал душ, я нюхал кокаин, я орал на старину Умберту, я плакал, я слушал радио, я ругался с Кледир, я болтал с девчонками из службы секса по телефону, я снова ширялся, «Майкел любит Эрику», «Эрика любит Майкела», я писал наши имена в сердечках на столиках всех кафе, на указателях, на деревьях и на собственной ладони, я плакал, я встречался с какими-то женщинами, но все женщины одинаковы, они стонут в постели, а я не люблю, когда женщина стонет в постели, я не люблю, когда женщина начинает говорить о том, как она потрахалась после того, как она потрахалась, я не люблю, когда женщина называет меня «мой миленький», какой я к черту миленький, я матадор, я убийца, я душегуб.
В один прекрасный день, когда я был на работе, вошла Эрика, белые брюки, белая футболка, мокрые волосы; привет, я приехала. У меня челюсть отвисла. Язык проглотил? поинтересовалась она. Она была красавица, а я выглядел как старая развалина, она в белом, а у меня внутри все горит, я вне игры, выдавил я, все кончено, она положила ключи от дома на прилавок и сказала, что ей больше не нужна квартира; я буду жить в церкви и работать буду там же. Меня словно ударили по лбу, я стоял оглушенный. Я ездила вместе с Марлениу, в Парана был съезд последователей нашей церкви. Еще один удар, теперь в челюсть. Ты не представляешь, как это хорошо – познавать Бога. Удар в живот. Я попытался рассмеяться, засунь своего Бога в задницу. Марлениу был добр ко мне, я не хотела тебя расстраивать, ты знаешь, просто мне необходимо хоть немного спокойствия и мира в душе, я повернулся к ней спиной и начал расставлять корм на полках, корм для собак, мне нужна какая-нибудь религия, говорила она, корм для лошадей, ты же сам говорил, что когда ты думаешь, что умрешь, что твоя дочь умрет, что деревья умрут, то у тебя нет сил встать с постели и ты начинаешь плакать, корм для рыб, ты плачешь по ночам, когда ложишься на землю, в лесу, и видишь звезды, и понимаешь, что ты умрешь, ты видишь бесконечность, ты плачешь, Майкел, ты плачешь, когда просыпаешься среди ночи и думаешь, что ты умрешь, что в один прекрасный день все это закончится, и ты плачешь, ты плачешь, потому что не знаешь, что именно Бог укажет тебе правильный выход, Бог – это путь к небесам. Иди ты на хрен, Эрика. Я поняла, что люди могут умирать с песней на устах, продолжала она, корм для ослов, корм для кретинов, ты можешь сделать так, что твое сердце смягчится, Майкел. Корм, корм, корм. Ты так и останешься идиотом на всю свою жизнь? Да, но только не тем идиотом, который поселился в церкви, огрызнулся я. Корм для кроликов. Она развернулась и ушла, а я остался расставлять корма, и слезы текли из моих глаз до самого вечера.
На той неделе доктор Карвалью звонил мне пять раз по мобильному телефону, да еще Гонзага оставил для меня кучу деловой информации, людям требовались мои услуги, но я был не в состоянии ничего делать, я страдал. У Эрики появился новый парень, Иисус, они, наверное, часто трахаются.
Однажды я не выдержал, проследил за Марлениу до самой церкви и выяснил, где она живет. Большой зал, крытый черепицей «Этернит», белые и синие полосы, это было похоже на дансинг, «Бог есть свет» – красовалась надпись, сделанная красной краской, ежедневная служба: в семь ноль-ноль и в девятнадцать ноль-ноль. Прихожане на входе должны были предъявлять пропуска, и Эрика ставила в них печать. Я каждый день приходил и следил за ней. Она подметала пол в церкви, собирала деньги прихожан и ставила печати, а я нюхал кокаин и страдал. Марлениу ушел домой, в тот вечер они не трахались. Ни на следующий день, ни после, они не трахнулись ни разу, они подолгу беседовали, но она всегда ложилась в постель одна, а засаленный попик возвращался ночевать домой, к своей мамочке. Блин! У меня прямо гора с плеч свалилась!
Нам надо поговорить, Эрика. Я просил ее вернуться.
Она отказалась. Сказала, что хочет остаться рядом с Богом. Майкел, мне не хватает чего-то, но я не знаю, чего, должно быть, это Бог, я пытаюсь найти его, ведь должно же что-то быть; я встал перед ней на колени, умолял ее, плакал, встань, сказала она, не надо стоять передо мной на коленях, она сказала, что не надо стоять перед ней на коленях, что она не достойна этого, ты достойна всего, что только есть на свете, я готов все для тебя сделать, но она сказала, что ничего не хочет, она хочет только вырвать эту боль из своего сердца, какую боль, Эрика? Что за боль гложет твое сердце? Она ушла обратно в церковь, так и не объяснив мне, что это за боль.
Меня охватило отчаяние, я побежал, я буду бежать, пока не упаду замертво, подумал я, пока меня не разорвет на части, пока я не поднимусь к облакам, и я бежал; я влетел к себе домой, заперся в спальне и вдохнул дозу кокаина, Кледир начала колотить в дверь, открой! Я придвинул комод, чтобы забаррикадировать вход. Открой! Открой дверь! Открой дверь, я тебе говорю! Открой немедленно дверь! Открой дверь! Открой сейчас же дверь! Я открыл, она начала орать на меня, я все слышал, все понимал, она была очень напугана, ненависть, зародившись на устах, взорвалась у меня в мозгу, взрывная волна ударила в руки, я схватил Кледир за горло и стал сжимать, я сжимал и сжимал до тех пор, пока не услышал хруст ломающегося кадыка.

22

Как-то отец рассказал мне историю, которую он вычитал в детективном романе одного очень известного писателя, я запомнила ее на всю жизнь, обрати внимание, это важно. Некая женщина обращается к частному сыщику, ее муж вышел с работы перекусить, и больше его никто не видел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61