Из гущи сосен вышла фигура. Тонкая бледная рука откинула капюшон, открыла лицо.
У Гвинофар ослабли колени, палица выпала из руки.
– Андован…
Ей казалось, что перед ней стоит призрак: бледный, изможденный, с ввалившимися щеками, куда худее, чем Андован был при жизни. Она протянула руку, коснулась его щеки. Кожа, сухая и туго натянутая, тем не менее ответила ей теплом. Он был жив.
– Андован… – Больше она ничего не могла вымолвить. В этом единственном слове смешались счастье и боль. Он молча обнял ее, прижал к себе. Объятие – крепкое, несмотря на изнурившую сына болезнь, – согрело как плоть ее, так и душу.
Слезы полились из глаз Гвинофар – слезы радости, страха, изнеможения. Она оплакивала смерть Андована, свой траур и все, что за этим последовало. Оплакивала все ночи, когда молилась богам и, как думалось ей, не получала ответа. Оплакивала мерзости, которые заставлял ее терпеть Костас, и молчание, с которым она их терпела. Оплакивала свой королевский сан, из-за которого не могла плакать открыто.
Излив все свое горе, она отстранилась и вытерла глаза, позволив сыну сделать то же самое, если нужно. Мужчины в отличие от женщин стесняются своих слез. В его глазах она видела голубизну северных рек – они бывают такими, когда сходит лед по весне.
– Так ты не умер, – прошептала она.
– Нет. – Его улыбка, такая нежная, разрывала ей сердце. – Пока, во всяком случае.
– Дантен знает?
– Нет еще. – Губы Андована сжались в твердую линию.
– Тогда как же… как ты прошел сюда? Стража должна была тебя видеть.
– Воспользовался подземным ходом, как бывало в детстве. Помнишь, как вы с отцом искали меня повсюду? Я знал все ходы: коридоры для слуг, пустоты в стенах, туннели, проложенные на случай осады… – Да, она помнила те времена и маленького принца, убегавшего в лес с уроков. Ах, как больно сердцу от этих воспоминаний! – Ну так вот, все они остались на месте, разве что стали немного поуже. Никто меня здесь не видел, кроме тебя.
– Твоя смерть была мнимой. – Слова застревали у нее в горле. – Зачем ты это сделал? Зачем, Андован?
По его лицу пробежала тень, и он отвернулся, избегая смотреть ей в глаза.
– Я не хотел умирать в постели. Хотел отыскать причину своей болезни, а если бы не нашел, то умер бы в дороге, сражаясь с судьбой, а не спеленутый в одеяла, точно младенец.
Королева закрыла глаза, собираясь с мыслями.
– Но записка, которую ты оставил…
– Я написал ее собственной рукой, и каждое слово в ней было искренним.
– Но тело…
– Тело, само собой, было чужое, хотя и походило на мое.
– Рамирус сказал, что оно твое, что он проверил это с помощью магии. Он тоже был посвящен?
– Нет. Он ничего не знал.
– И не помогал тебе?
– Как я мог обратиться к нему с такой просьбой? Он служил прежде всего отцу, а не мне, и не стал бы лгать Дантену ради меня.
– Кто же тогда? – В глазах Гвинофар забрезжило понимание. В ту пору здесь собралось столько магистров, что можно было устроить хоть тысячу мнимых смертей. – Который из них?
Принц медлил с ответом.
– Скажи, Андован.
– Это Коливар.
– Аншасиец? – ахнула королева.
– Я знаю, что ты хочешь сказать. Он, мол, служит врагу нашего дома. Но в этом случае наши с ним цели совпали. Магистры думают, что на меня кто-то навел порчу, и хотят выяснить кто. Коливар сказал, что с помощью чар я сумею найти эту женщину. Только мне-одному это по силам. Но я знал, что отец ни за что меня не отпустит, а Рамирус не станет мне помогать, и поэтому сделал… то, что сделал.
Коливар. Ну конечно. Теперь, когда этот кусочек головоломки лег на место, все остальные сложились в стройную картину. Иноземный магистр прочел ее сына словно книгу, искусными речами довел Андована, и без того уже павшего духом, до полного отчаяния… и вот мальчик, послушавшись сердца, а не рассудка, поверил наущениям отцовского недруга, не думая, куда это может его завести.
«Сын мой, любимый мой глупый сынок… ты был силен и чист сердцем, но в политике ничего не смыслил – и смотри, чего это стоило нам».
Уж конечно, Рамирус не стал бы устраивать ему побег из дворца, а разыгрывать спектакль с его смертью – тем более. Рамирус понял бы, какую сумятицу вызовет в их семье утрата сына. Быть может, он даже предвидел, что за этим последует: ярость Дантена, собственное изгнание, Костас, коршуном упавший на сраженное горем королевство. Смерть Андована положила начало всем ужасам, которые обрушились на дом Аурелиев, а причиной этой мнимой смерти был Коливар. Мастерская работа даже для магистра.
«При твоем посредничестве он, как ядовитый змей, впрыснул яд в самое сердце государства, подвластного твоему отцу».
Она не хотела показывать этих мыслей сыну. Хотела, чтобы он видел на ее лице только любовь и заботу. Если он поймет, какую ошибку совершил, его замучает совесть. Она замкнет эту тайну в себе, не делясь ею ни с кем.
«А тебе, Коливар, я отомщу. Не знаю как, не знаю когда, но клянусь Гневом Богов, ты поплатишься за то, что сделал с нашей семьей».
– Матушка, – мягко сказал Андован, – я не просто так вернулся сюда, рискуя навлечь на себя гнев отца. Есть причина.
Она вытерла повлажневшие вновь глаза, и по спине отчего-то пробежал холод.
– Какая причина?
– Демоны с севера. Те, кого зовут пожирателями душ. Они вернулись.
– Быть не может, – задохнулась она. – Гнев стоит как стоял. Хранители предупредили бы нас, будь иначе.
– Их видели на человеческих землях. По крайней мере детенышей. А в Кориалусе и взрослого видели – он взлетал с поля, где погибло множество жертв.
– Кто видел? Коливар?
– Нет, другие.
– Но рассказал тебе об этом именно он.
– Он правду говорит, матушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125