В последние дни он явно изменился. Каролина заметила в нем перемену, но ей было недосуг даже подумать об этом. Возможно, она даже полагала, что это к лучшему, потому что он наконец-то оставил ее в покое.Но сейчас это становится все более и более очевидным. Все замечают, что Давид стал на себя не похож, все говорят об этом и пытаются найти какие-то объяснения. Он потерял аппетит, похудел – наверняка он чем-то болен. Или же просто бедствует? Но ведь не он один в театральной школе считает копейки. Все так или иначе небогаты. А Давид скорее относится к тем, у кого с деньгами всегда было неплохо. Все подозревали, что у него есть некий благодетель, который материально поддерживает его, но, видимо, сейчас благодетель потерял веру в талант Давида и решил оставить его.Однако все это лишь догадки, столь же правдоподобные, как и предположение, что перемены в нем как-то связаны с Каролиной – как полагали некоторые – и с его так называемой несчастной любовью к ней, которая на самом деле просто смеху подобна. В таком случае он давно дал бы об этом знать и, возможно, давно бы «свихнулся» от любви. Давид не из тех, кто любит тихо страдать.А он между тем молчит. Пытается делать вид, будто все в порядке, но ему никого не удается обмануть. Особенно когда Давид на сцене. Именно там все проявляется очевиднее всего. Давид больше всего изменился как актер.К сожалению, он и играет уже не так, как раньше. Иногда даже так плохо, что жалко смотреть. И никто не понимает, что с ним случилось. И это Давид, такой одаренный юноша! Может, самый талантливый из них всех. Вдруг в один миг он становится полной бездарностью. Двигается по сцене, как заведенная кукла, нелепо и вымученно. Реплики его безжизненны, словно камни. Что бы он ни сказал, все звучит фальшиво. Кое-кто даже стал в открытую посмеиваться над ним, но большинство все же переживают.Но насколько он сам осознает, что с ним творится? Каролина не раз задавалась этим вопросом. Большинство его товарищей полагают, что Давид ничего не замечает, живет себе как ни в чем не бывало, наивный и довольный собой. Между тем иногда он ведет себя так, как будто хорошо знает, каким негодным актером он стал. Но даже тогда он выглядит совершенно спокойным и довольным своими сомнительными успехами, хотя от наивности уже нет и следа. Похоже на то, что такая беспомощная игра доставляет ему нечто вроде мучительного удовольствия.Между тем дальше так продолжаться не может. Надо что-то предпринять! Дело зашло уже так далеко, что Каролина едва не пожелала, чтобы он снова принялся обожать ее. Случается, что Давид время от времени опять начинает играть прежнюю роль отвергнутого влюбленного, но если Каролина отвечает и подыгрывает ему, он тут же снова, как черепаха, прячется в свой панцирь. Или же просто сбегает. Такое тоже уже случалось. В довершение всего он смотрит на нее таким укоризненным взглядом, будто она совращает его на смертный грех. А ведь раньше он расплывался в блаженной улыбке.Так что с ним явно что-то происходит. В сущности, это его личное дело, и Каролине не надо было бы вмешиваться, если бы все это не затрагивало интересов других. Но у Давида есть роль в «Орлеанской деве», и его плохая игра может все испортить. Это провалит всю пьесу. А такого допустить нельзя!Наконец Каролина просит его поговорить с ней.Давид приподнимает брови, изображая большое удивление, и прилагает все силы, чтобы увильнуть от разговора, но Каролина не сдается. Просто-напросто называет время и место.– И о чем же нам надо поговорить? – вызывающе спрашивает Давид.– Потом узнаешь!– Не станешь же ты просить, чтобы такой великий актер, как я, тратил свое драгоценное время впустую, неизвестно на что.– А вот и стану! Увидимся в кондитерской Ланделиуса. В половине пятого. Ладно?– Нет.– Почему нет? Ты можешь предложить что-то получше?– Да. Чтобы мы вообще не встречались.– Ты невыносим. Когда еще в жизни я просила тебя о встрече?– Это-то меня и пугает, на тебя это не похоже.– Стало быть, ты струсил.– Считай, как хочешь. Мне нечего тебе сказать.Каролина растерялась. Давид не разыгрывал перед ней театр. Он действительно именно это имел в виду.– Давид, милый, чего же ты так боишься?– Я и сам не знаю.– Отлично! Тогда я помогу тебе узнать. Кончай изворачиваться. Увидимся на улице Стурчюрка-бринкен.– А почему именно там?– Потому что там находится кондитерская.– Какая кондитерская?– Ланделиуса!– А кто сказал, что мы встретимся именно там?– Ну все, Давид, хватит! Если тебе не подходит это место, предложи какое-нибудь другое, а не упрямься.Каролина с трудом сдерживалась. Она выбрала кондитерскую Ланделиуса, потому что после того собиралась зайти к Ингеборг, а улица Стурчюрка-бринкен как раз поблизости. Но, в общем-то, ей было все равно, где встречаться. Только бы договориться хоть о каком-нибудь месте.Давид вздохнул и вяло произнес:– Ну ладно, пусть у Ланделиуса. Но не раньше пяти.– Отлично. Увидимся.Каролина приходит в кондитерскую заранее, без нескольких минут пять, а Давид появляется не раньше четверти седьмого. Раньше она не стала бы его дожидаться и давно отправилась бы восвояси. Но что-то подсказывает Каролине, что Давид действительно придет. К тому же она знала, что Давид никогда не был пунктуален. Конечно, это досадно, но не стоит на него сейчас злиться. Есть вещи поважнее. Ей необходимо поговорить с ним, и нельзя из-за пустяков упускать такую возможность. Она может и подождать.В стороне у окна стоит журнальная стойка. Пока Давид запаздывает, Каролина подходит к ней и берет газету. Она на стойке всего одна.Но все статьи в ней только о войне. Сплошные черные заголовки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130