Что актером он стал никудышным не только в сравнении с собой, каким он был прежде, но и в сравнении с другими. Вместо самого лучшего студента он стал самым худшим. Почему? Должна же быть какая-то причина?Давид, не отрываясь, смотрит на Каролину, не отвечает, на лице его застыла странная, ничего не выражающая маска.– Тебе, похоже, больше не интересно то, чем ты занимаешься. Ты словно полностью утратил вдохновение. С тобой наверняка что-то случилось. Если бы только ты захотел рассказать мне обо всем, я постаралась бы тебе помочь. Ведь я же знаю, на что ты способен! В твоем таланте никто не сомневается. Ты из тех, кто на самом деле рожден быть актером. Но сейчас ты изо всех сил пытаешься доказать обратное. Ты мучаешь сам себя… по какой-то непонятной причине. Может, объяснишь, зачем?Давид театральным жестом ударяет себя по лбу.– Что я слышу?! Добрая самаритянка…– Давид… я говорю серьезно.– Я тоже. И эта роль не к лицу тебе, Каролина. К сожалению. Ты играешь ее отчаянно плохо. К тому же ты знаешь не хуже меня, что никто не может помочь мне, кроме меня самого. А я не хочу помогать себе. В этом-то все и дело. А теперь мне пора. Извини меня.Давид встает. Но тут же садится снова. Каролина молча глядит на него. Ей нечего больше сказать. Самое худшее в том, что она вдруг поняла его. В чем-то они с Давидом похожи. Как бы Давид ни вел себя по отношению к ней, она не сердится на него, а лишь глубоко ему сочувствует.Она улыбается ему, а он ей.– Так или иначе, спасибо тебе, Каролина.Она молча кивает.В этот момент дверь открывается, и входит молодая женщина. Она останавливается и оглядывается, словно ища кого-то, бросает беглый взгляд в их сторону, а затем садится за столик рядом со входом. Раскрывает газету, которую просматривала Каролина, и прячет за ней свое лицо.Это удивительно красивая женщина. Давид быстро взглянул на нее, когда она вошла, но больше не смотрит в ее сторону, а Каролина не может оторвать от женщины глаз. И причиной тому не только красота.Отнюдь. Здесь что-то большее.Едва она появилась, в воздухе повисла напряженность. Точь-в-точь как в театре, когда зрители заняли свои места и ждут, когда поднимется занавес и начнется спектакль. Или в кинотеатре перед тем, как погаснет свет. Каролина чувствует, что сердце в груди начинает бешено колотиться. Перед ней разыгрывается неизвестная пьеса!– Что с тобой, Каролина?Давид смотрит на нее. Он заметил в ее взгляде внимание и беспокойство.– У тебя странный вид.Каролина качает головой.– Можешь сказать, что случилось? – снова спрашивает Давид.– Нет, не могу. Здесь что-то вот-вот произойдет, я это чувствую, но… Нет, я не знаю.Она встает.– Ты говорил, что торопишься. Так что лучше мне уйти. До свидания!Каролина поспешно направляется к двери, Давид идет следом. Молодая женщина сидит, погрузившись в чтение газеты, и не смотрит в их сторону.Но на улице Давид останавливается. Каролина быстрым шагом идет дальше, а он некоторое время стоит, глядя ей вслед, – Каролина чувствует это спиной. Собираясь перейти улицу, она оборачивается, чтобы помахать ему. И тут замечает, что он прошмыгнул назад, в кондитерскую.Что бы это означало? Ведь он так спешил!В голове промелькнула идея остановиться и подождать, пока он снова выйдет. Но – не будет же она шпионить за Давидом! Не стоит так опускаться. Лучше пойти поскорее к Ингеборг, как она обещала. Каролина прибавляет шагу и больше не оглядывается.Ингеборг знает, что Каролина хотела поговорить сегодня с Давидом. Она тоже считала, что это сделать необходимо, но, когда она спрашивает, как прошел разговор, Каролина качает головой.– Разговор вышел пустым.– Но ведь ты не из тех, кто сразу сдается?– Да, но Давид не хотел говорить, а я не смогла его заставить.– Плохо. – Ингеборг задумалась. – С ним наверняка стряслось что-то крайне серьезное, да?– Похоже, что да. Но, к сожалению, мы с тобой, Ингеборг, мало что можем сделать.– Да, раз он не хочет говорить, то… Ты беспокоишься за него?– Не знаю… И да и нет… Он сказал, что единственный, кто может ему помочь, это он сам.– Остается только надеяться, что он сделает это. Как можно скорее!– Но он сказал, что не хочет себе помогать.– Что? Не хочет себе помогать?– Да. Он так говорит.Каролина вздыхает, а Ингеборг озабоченно смотрит на нее.– И все же жаль Давида.– Боюсь, и мне тоже.Через несколько дней Каролина получает длинное письмо. Она сразу узнает почерк на конверте. Письмо от Давида, вот что он пишет:
«Бесценная моя благодетельница!С болью в сердце я вынужден был вчера так внезапно расстаться с тобой. Я понимаю, что ты разочарована во мне. И у тебя есть причины.Постараюсь быть с тобой откровенным, и без «театральных штучек», как ты любишь выражаться. Но это, как ты понимаешь, мне не так легко. Моя суть есть притворство. Как, полагаю, и твоя.Хотя ты более меня преуспела в этом. Ты можешь даже предстать доброй самаритянкой, так что я едва не поверил тебе. Вот поэтому я решил написать. Я прошу тебя простить меня за мою критику и утверждение, что ты плохо играешь эту роль. Напротив, ты была великолепна. Я солгал, потому что заметил, что ты говоришь серьезно, а я не мог выносить твоего сочувствия. Я начинал жалеть себя, а это, как ты знаешь, ни к чему не приводит. А только еще больше ослабляет человека. Я готов был расплакаться.По нескольким причинам я не мог «раскрыть тебе мое сердце», как ты того желала. И как, возможно, хотел бы даже я сам. Но только при других обстоятельствах. Первая причина моего вчерашнего молчания заключается в том, что я с самого начала знал, что у нас слишком мало времени для доверительного разговора с глазу на глаз.Ты, конечно, помнишь ту молодую женщину, которая вошла в кондитерскую и села возле двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130