И справедливости ради она должна была сознаться, что Корд представлялся ей чувственным мужчиной с притягательной внешностью, хотя признание это было ей очень неприятно.
Едва ее ботинок коснулся песка, как она почувствовала резкую боль, которая подобно кинжалу пронзила ногу. Она тотчас вцепилась в седло, чтобы не упасть, затем помахала другой ногой и опустила ее на землю. Встав на обе ноги, она дожидалась, когда утихнет боль, чтобы пойти дальше, но внезапно ощутила теплую руку на своей талии и подняла голову.
Корд глядел ей прямо в глаза, и взгляд его был таким же теплым, как рука.
– Ничего, – сказала Виктория, – вероятно, через какое-то время все образуется. Я привыкну преодолевать большие расстояния.
– Я и впрямь начинаю думать, что Красный Герцог развозил вас повсюду в карете.
Предположение показалось ей настолько забавным в своей нелепости, что она улыбнулась и покачала головой:
– Да нет, я умею ездить верхом. Просто раньше никогда не ездила так далеко и так долго.
– Все это пустые слова. Любой живущий на Западе не вылезает из седла, он только и делает, что ездит, ездит, ездит…
– Вы забыли, – усмехнулась она, – что я приехала сюда с востока, из самой дальней точки.
Брови его поползли вверх.
– Для вас действительно нож острый – признавать свои оплошности? – не унималась Виктория.
– Нет, – усмехнулся он. – Я бы рад вам поверить. Ничто не устроило бы меня больше, чем убедиться, что вы не наложница Красного Герцога. – В карих глазах Корда вспыхнули огоньки.
Виктория почувствовала на лице его теплое дыхание и уловила крепкий запах табака и кожи, хотя никогда не видела, чтобы он курил.
– А как же тогда разговоры насчет вашей сестры?
Его глаза сразу сузились.
– Вы правы. Она должна быть на первом месте. Черт побери! Лучше бы вы были его любовницей. – Корд отвернулся и снял с лошади свою седельную сумку и бурдюк с водой. – Пойдемте. Давайте отдохнем, пока есть возможность.
Следуя за ним, Виктория с удивлением отметила непонятное стеснение в груди. Неужто это от желания занять первое место в его жизни? Даже оттеснив сестру? Она покачала головой. Глупо. Надо же, почти поверила ему! А ей ни в коем случае не следовало делать этого. Но он был волевой человек, обладающий даром внушения, и ее влекло к нему все больше и больше.
В тени под скалой, нависшей в виде гриба, оказалось не так много места. Поэтому Виктории пришлось сесть к Корду ближе, чем хотелось бы. В действительности же получилось почти вплотную, и она чувствовала тепло его тела. Вероятно, то же чувствовал он, потому что вокруг была раскаленная пустыня. И даже в тени почти не ощущалось прохлады.
Виктория сняла шляпу, обмахнула ею несколько раз лицо и отложила в сторону. Зачесав назад волосы, рассыпавшиеся влажными щупальцами, она с жадностью взяла тамале, которое ей протянул Корд. Начинка из куриного мяса и говядины с пикантной приправой пришлась ей по вкусу. В несколько минут она расправилась с блюдом, удивившись, как быстро привыкла к мексиканской пище. Корд ел с не меньшим аппетитом и вскоре протянул ей другое тамале – сладкое, с изюмом и яблоками. Она уже доедала его, когда Корд быстро наклонился к ней и кончиком пальца подцепил кусочек яблока в уголке ее губ. Затем быстро опустил палец себе в рот и принялся со смаком жевать крошечный остаток сладкого фрукта, не спуская с нее глаз все это время. Она почувствовала, как внутри ее тотчас всплеснулось знакомое тепло и быстро начало распространяться по телу. И сразу вспомнилось все, что он втолковывал ей в борделе насчет того поцелуя. Сейчас ее тело томилось еще больше от неудовлетворенного желания, но она не должна была поддаваться ему, так как Корд был ее врагом. Она отвела от него взгляд и доела свое тамале.
Он протянул ей флягу. Когда она забирала ее, их руки встретились и огонь пробежал между ними. Она резко отдернула сосуд и стала пить. Ей хотелось заглушить в себе телесную жажду… но тщетно. Корд так внезапно и прочно вошел в ее жизнь, что ни пища, ни питье не могли вытравить в ней желания.
Виктория вернула ему флягу – осторожно, чтобы снова не коснуться его. Она следила, как он маленькими глотками отпивает воду, экономя драгоценную влагу. Напившись, он отставил флягу в сторону и улыбнулся. Затем вынул мешочек с табаком, папиросную бумагу и спички. Неторопливо свернул тонкую трубочку и наметанным глазом всыпал в нее щепотку табака; потянул зубами шнурок мешочка, чтобы завязать его, и, проведя языком вдоль одного края бумаги, тщательно разгладил ее пальцем и зажег самодельную сигарету. Сделав глубокую затяжку, он медленно выдохнул дым.
– Хотите попробовать разок? – спросил он.
– Нет, спасибо. У нас это не принято. Я не встречала ни одной курящей женщины.
– На Западе их тоже довольно мало, особенно среди индейцев. Но вообще здесь чтят табак. Для язычников курение – священный ритуал. Таким образом они выражают благодарение богам. Или ведут переговоры с другими племенами.
– Курят, чтобы вести переговоры?
– Да. Они не признают писем и не подписывают договоров. Бумага – вещь тленная, считают они. Но то, что уносится в воздух вместе с дымом, попадает к Верховному Духу и остается там навечно.
– Но в жизни от нас сплошь и рядом требуют различные бумаги. В том же суде без них, должно быть, трудно что-либо доказать. Разве не так?
– В мире белых людей – да, но для индейцев это излишне. Для них нет ничего хуже, чем лгать. Это самый страшный грех. Они верят, что если человек клянется говорить правду, его обет навсегда связывается частицами дыма и будет передаваться дальше, следующим поколениям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113