Закончив с Эрменгардой, монахиня повернулась к Катрин, ждавшей своей очереди.— Теперь вы, сестра моя! — бросила монахиня, подходя к ней. — И прежде всего дайте мне кошель, что висит у вас на поясе.Не произнося ни слова, Катрин отстегнула большой увесистый кожаный карман, в котором она хранила четки, немного золота, кинжал с ястребом, с которым никогда не расставалась, и изумруд королевы Иоланды. Преднамеренная простота ее наряда не позволяла носить на пальце такой стоимости драгоценность, но, с другой стороны, она не хотела с ней расставаться. Тем более она не желала остаться без перстня, направляясь в испанские земли, на родину королевы, где ее герб мог стать для Катрин поддержкой и защитой, как объяснила сама же Иоланда.Все содержимое ее кошеля монахиня вытряхнула на узкий каменный алтарь и, увидев кинжал, бросила на Катрин косой взгляд.— Странный предмет для женщины, которая не должна иметь другой защиты, кроме молитвы.— Это кинжал моего супруга, — сухо ответила Катрин. — Я никогда с ним не расстаюсь и выучилась им защищаться от бандитов.— Которые, конечно, очень даже заинтересуются вот этим! — сказала монахиня, показывая на перстень.Гневный жар ударил в лицо Катрин. Тон и манеры этой женщины ей не нравились. Она не воспротивилась желанию немедленно заткнуть ей глотку:— Мне подарила его сама королева Иоланда, герцогиня Анжуйская и мать нашей королевы. Вы что, видите в этом какой-то грех? Я сама…— Да, да, вы, конечно, знатная дама? — отрезала та с саркастической улыбкой. — Это понимаешь без труда, когда видишь вот эти вещички. Что вы теперь скажете… знатная дама?Под носом у разъяренной Катрин она развернула маленькую тряпочку, которую молодая женщина еще не заметила. На грязной ткани засияли пять рубинов Сент-Фуа…— Что это? — вскрикнула Катрин. — Я их никогда не видела. Эрменгарда!— Это какое-то колдовство! — воскликнула толстая дама. — Как эти камни попали сюда? Надо…— Колдовство или нет, но вот они! — вскричала монахиня. — И вы ответите за это воровство.Одной рукой она схватила Катрин за руку и потянула ее из часовни наружу, крича:— Братья! Арестуйте! Рубины, вот они! А вот воровка! Покраснев от ярости и стыда перед направленными на нее изумленными взглядами, Катрин резким движением вырвала руку из сухонькой руки монашенки.— Это не правда! Я ничего не брала!.. Эти камни нашлись, не знаю как, в моем кошеле… Мне их, видно, подложили.Гневный ропот паломников прервал ее. Она с ужасом поняла, что они ей не верят. Разозленные задержкой в пути и павшим на них подозрением, все эти смирные до этого момента люди были готовы превратиться в настоящих волков. В сердце Катрин стала расти паника. Ее окружали разъяренные люди. Монахиня продолжала вопить, что нужно отвести Катрин в Конк и отдать на суд аббата, повесить ее, это еще больше накалило атмосферу.Тут выступила на сцену Эрменгарда, прохромав до монахини и ухватив ее за руку.— Перестаньте горланить! — взревела она. — Ах, дочь моя! Вы совершенно обезумели! Обвинить в воровстве знатную даму?.. Знаете ли вы, о ком говорите?— О воровке! — пронзительно взвизгнула та вне себя. — О бесстыднице, у которой припрятан перстень, уж конечно, тоже ворованный. Так как этот перстень, который, как она осмеливается утверждать, был подарен ей королевой Иоландой…На этот раз она вынуждена была замолчать. Тяжелая рука Эрменгарды поднялась и изо всех сил влепила ей пощечину. И все пять пальцев отпечатались на щеке монахини красным пятном.— Вот вам, научитесь вежливости и сдержанности, «сестра» моя, — сказала она, сделав ударение на слове. — Боже правый, если все монастыри населены вот такими гарпиями, такими злюками, видно, Бог не особенно счастлив в собственном доме. — Потом, повысив голос, она приказала:— Эй! Беро и другие! К оружию!И прежде чем пораженные паломники попытались помешать, трое бургундцев направили лошадей в середину круга, оттеснив женщин к часовне и образовав живое укрепление между ними и толпой. Беро выхватил длинную шпагу, а его люди, отцепив большие тисовые луки, висевшие у них на плече, вставляли в них стрелы. В глубоком молчании паломники следили за этими действиями. Эрменгарда торжествующе улыбнулась.— Первый, кто двинется, не сделает и трех шагов! — сказала она резко. Затем, изменив тон и став любезной, заметила:— Теперь, когда силы пришли в равновесие, пожалуйста, побеседуем!Несмотря на угрозу, Жербер Боа сделал два шага вперед. Один из воинов натянул лук, но графиня удержала его руку, а в это время вожак паломников поднял свою:— Могу я говорить?— Говорите, мессир Боа!— Точно ли так, действительно ли рубины были найдены на этой…Термин, который он не решился употребить, подхлестнул отчаяние Катрин.— У меня! Да, брат мой! — вскричала она. — Но перед Богом и во спасение моей души клянусь, что не знаю, как они ко мне попали!— Песенки! — вскричала монахиня.— А! Я рассержусь! — прогремела Эрменгарда. — Молчите, святая дева, или я не отвечаю ни за вас, ни за себя. Продолжайте, мессир Боа!Жербер продолжал:— С одной стороны, очевидно, что вор пойман. С другой стороны, только утверждение этой женщины…— Брат мой, — прервала его Эрменгарда в нетерпении, — если вы станете упорствовать и обходиться с госпожой можете мне поверить? Любой скажет, что я вернулась домой до начала шествия и не выходила из постоялого двора…— Да чего вы теряете время в пререканиях с этими людьми? Он же упрямее рыжего осла! — с нетерпением крикнула Эрменгарда.Между тем Жербер поднял глаза на молодую женщину и голосом, в котором не слышалось никакого выражения, прошептал:— Может быть, у вас был сообщник!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19