Та же самая Эрменгарда, которая еще накануне взвинчивала Катрин и пыталась убедить ее в преимуществах быстрой езды, теперь словно бы находила тайное удовольствие в том, чтобы все время хитро замедлять движение.Поначалу Катрин ничего не подозревала. В Фижаке пришлось провести целый день, чтобы достать лошадь для Жосса. В Кагоре они тоже провели целых две ночи: было воскресенье, и Эрменгарда уверяла, что надо чтить святой день, а не проводить его в тяготах пути. И это можно было еще принять. Из дружеских чувств Катрин не стала возражать, но, когда в Кондоме Эрменгарда пожелала задержаться ради местного праздника, Катрин не смогла более сдерживать себя и запротестовала:— Неужели вы забываете, Эрменгарда, что я совершаю это путешествие не ради удовольствия и что праздники не имеют для меня никакого значения? Вы же знаете, я спешу добраться до Галисии. Что же вы рассказываете мне про какие-то местные праздники?Не отступая, Эрменгарда, некогда богатая на выдумку, заявила, что слишком большое душевное напряжение всегда оказывает вредное воздействие на состояние человеческого тела и что очень полезно, даже если люди очень спешат, иногда немного передохнуть. Но тут уж Катрин не захотела ничего слышать:— В таком случае нужно было до конца идти вместе с Жербером Боа.— Вы забываете, что от вашей воли сие не зависело, моя дорогая.Тогда Катрин с любопытством посмотрела на свою приятельницу:— Не понимаю вас, Эрменгарда. Всегда мне казалось, что вы хотите мне помочь. И вдруг теперь выходит, вы изменили свое намерение?— Я проповедую умеренность именно с целью вам помочь. Кто знает, а вдруг вы спешите навстречу жестоким разочарованиям? Тогда встреча с ними никогда не окажется запоздалой.На сей раз Катрин не нашла что ответить. Слова подруги уж очень точно перекликались с ее собственными тревогами, и сразу она почувствовала в сердце жестокий их отзвук. Это путешествие было безумием, о чем она прекрасно знала, и не в первый раз говорила себе, насколько малы были шансы найти Арно. Часто ночью, в кромешной тьме, в самые мрачные и тяжелые часы, когда тревоги разрастаются во сто крат и не дают заснуть, когда усиленно бьется сердце и невозможно бывает его унять, она лежала без сна, вытянувшись на спине с широко открытыми глазами, пытаясь заставить молчать свой рассудок, который советовал ей бросить эту затею, вернуться в Монсальви к сыну и мужественно начать жизнь сызнова, полностью посвятив себя Мишелю. Иногда она уже была готова сдаться, но наступал рассвет, прогонял осаждавших се призраков, и Катрин еще больше утверждалась в своем рвении и решительнее прежнего бросалась последу устремленной вперед мечты: найти Арно, хотя бы на миг увидеть его, еще раз с ним поговорить. Потом…При этом Катрин убеждалась в мысли, то есть явно замечала, что вместо крайне необходимого ей подбадривания она более не слышала от Эрменгарды ничего, кроме скептических замечаний и советов быть осторожной. Эрменгарда — Катрин это хорошо знала — никогда не любила Арно. Она ценила его происхождение, мужество и талант воина, но во все времена была уверена, что рядом с ним Катрин могла найти только горечь и утратить все свои иллюзии.Между тем в то утро под стук лошадиных копыт в сердце Катрин пела только недежда. Не обращая внимания на рокот вспенившегося потока, белые воды которого катили под ними, она в восхищенном оцепенении смотрела на огромные горы, чьи остроконечные, словно зубья пилы, вершины прятались под сиявшими на солнце снежными шапками. Родившись среди плоских равнин, Катрин видела мягкие линии всхолмленной Оверни. Поэтому возникшие перед нею гигантские Пиренейские горы казались ей труднопроходимым препятствием, от которого у нее занимался дух. И Катрин, не сдерживая себя, подумала вслух:— Никогда нам не пройти этих гор.— Увидите, пройдем госпожа Катрин, — отозвался Жосс Роллар.Верный привычке, которая появилась у него после выезда из Фижака, Жосс постоянно ехал прямо вслед за лошадью Катрин.— По мере того как путник продвигается вперед, дорога раскручивается перед ним, — добавил он.— Но, — с грустью продолжила Катрин, — тот, у кого нет ноги или кто потерялся в этом ужасном краю, не может даже надеяться на спасение…Вдруг она подумала о Готье: эти высокие горы поглотили его, этого гиганта с несокрушимым духом. До того как они добрались до Пиренеев, Катрин еще питала надежду найти его. Но, увидев эти горные бастионы, она приуныла.Не имея никакого представления о ходе ее мыслей, Жосс бросил на Катрин взгляд, выражавший любопытство и беспокойство. Смутно догадываясь, что Катрин требовалась поддержка, он радостно воскликнул:— Почему же? Разве вы не знаете, что здешний край — это страна чудес?— Что вы хотите сказать?Коротко взглянув на Эрменгарду, которая в это время, оставаясь чуть позади вместе со своими людьми, расплачивалась за проезд по мосту, Жосс показал на бурлившие водовороты реки:— Посмотрите на эту речку, госпожа Катрин. Ведь если кто решится войти в нее, у того не окажется ровным счетом ни единого шанса выбраться живым. Однако прошло уже около трех столетий, как король Наварры приказал бросить в этот поток связанную по рукам и ногам свою младшую сестру Санчу Беарнскую, обвиненную в том, что она пыталась убить своего ребенка. Она могла быть признана невиновной, только если выйдет живой из потока…— Суд Божий, да? — воскликнула Катрин, с ужасом глядя на вспенившуюся воду.Да, суд Божий! Хрупкая и слабенькая молодая графиня была еще и крепко связана. Ее бросили с этого самого моста, и никто из присутствующих не дал бы и су за ее жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19