Поднявшись на стременах, девушка некоторое, время наблюдала над верхушками деревьев зарево пожара. Крыши Селтона вырисовывались на нем, как на истекающей кровью заре. Слышались неразборчивые крики, призывы, но для Марианны густой зеленый барьер, задерживавший их, стал как бы символом неизбежности, отделяющей ее отныне от того, рушащегося мира. Да, это было неизбежностью, но беглянка, осознав, как много времени она потеряла, с прощальным жестом в сторону мавзолея пришпорила лошадь и устремилась в глубь леса. Встречный ветер засвистел в ушах, заглушая шум пожара.Единственный, кто мог что-нибудь сделать для нее в этом ужасном положении, был крестный отец. Чтобы спастись, Марианне необходимо было покинуть Англию. Вот аббат де — Шазей и мог помочь в этом. К несчастью, он уехал, без сомнения, надолго. Вчера вечером он объявил о своем намерении поехать в Рим, куда его вызывает папа, и, обнимая свою крестницу в момент прощания, он сказал, что отплывает из Плимута утром. Марианне во что бы то ни стало надо было попасть на его корабль.К счастью для нее, девушка превосходно знала местность. Малейшие тропинки, самые маленькие ручейки — все было ей знакомо. Она сильно сократила путь, поехав через лес дорогой, которая вывела ее прямо к Тотну. Отсюда оставалось чуть больше двадцати миль до большого приморского города, куда она стремилась, но у ее лошади, одной из лучших в селтонских конюшнях, были крепкие ноги.Ночь уже не казалась такой темной. Усилившийся дождь вызвал туман, а спрятавшаяся за густыми тучами луна все-таки давала достаточно света, чтобы Марианна легко находила путь. Припав к шее лошади, надвинув капюшон на глаза, она подставила согнутую спину ливню, отдавая все внимание дороге.Когда из ночи возникли призрачные башни древнего нормандского замка, возвышавшегося среди белых домиков большой деревни, Марианна взяла влево, в направлении холмов, и во весь галоп помчалась к морю.Мальчик протянул руку, показывая что-то на рейде.— Посмотрите! Вон «Коршун». Он огибает мыс и входит в пролив.Волна отчаяния захлестнула Марианну. Слишком поздно!.. Аббат де Шазей уже отплыл, когда, измученная, задыхающаяся, она скорее упала, чем соскочила с лошади на Барбикене — старой набережной Плимута. Там, на сверкающих водах среди поднятых ветром небольших волн, под всеми парусами выходил на морской простор люгер, уносящий ее последнюю надежду. На всякий случай она спросила мальчишку:— Ты уверен, что французский священник сел на этот корабль?С важным видом мальчуган простер руки и сплюнул.— Так же, как и то, что меня зовут Том Мэйв! Это же я тащил его багаж из «Якоря и Короны!» Хотите, я проведу вас туда? Это лучший постоялый двор в городе, совсем рядом с церковью Св. Андрея.Движением головы Марианна отказалась, и мальчишка отошел, пожав плечами и бормоча что-то невразумительное в адрес «проклятых женщин», которые сами никогда не знают, чего хотят. Ведя лошадь на поводу, девушка сделала несколько шагов и присела на одну из тех каменных тумб, к которым пришвартовывают суда. Она чувствовала себя полностью опустошенной. Вдали на зеленой воде маленький кораблик мало-помалу исчезал в лучах бледного солнца родившегося осеннего дня, который укрыл голубоватым туманом окружавшие залив холмы. Это был конец!.. На английской земле у нее не осталось больше ни одного друга, от кого было ожидать какой-нибудь помощи! Теперь она должна рассчитывать только на себя одну. И надо бежать, бежать как можно быстрее… но куда?Понемногу пустынный Барбикен оживился. Причаливали рыбацкие суденышки, сгружались корзины, полные камбалы и соли, сверкающие каплями воды, ящики, в которых цвета гранита крабы размахивали черными клешнями, связки зеленоватых водорослей, усыпанных громадными фиолетовыми устрицами… Хозяйки под крыльями накрахмаленных чепцов сбегались с большими корзинами в руках. Они бросали на ходу удивленные взгляды на эту славную девушку, переодетую мальчиком, явно усталую, державшую за поводья чисточкровного скакуна.Их молчаливое любопытство привело в себя Марианну, которая встала, не в силах оставаться больше под этим перекрестным огнем. В то же время она почувствовала невероятный голод. Толчком к этому послужило, очевидно, зрелище рыбного изобилия, дразнящий запах моря, свежий вечер. Что бы ни произошло, а желудок требовал своего, особенно желудок семнадцатилетней хозяйки. Волнение помешало ей хорошо поесть на нелепом свадебном обеде накануне, и с тех пор у нее во рту ничего не было.Накануне? Неужели только вчера она обвенчалась с Франсисом? Ей казалось, что целая вечность протекла после той церемонии. Всего несколько часов хватило, чтобы превратить ее последовательно в оскорбленную супругу, вдову, преступницу и, наконец, беглую, которую скоро начнут разыскивать, если только уже не идут по ее следу! Но никакие угрызения совести не волновали ее душу, когда она вспомнила тех, кто так жестоко оскорбил ее. Они заслужили наказание, и, поразив их, она только отомстила за поруганную честь, как поступил бы на ее месте любой из ее рода. Только когда она думала о Франсисе, в глубине сердца ощущалось мимолетное расстройство, подобное тому, которое с привкусом горечи во рту появляется на краю пропасти. Усилием воли она отогнала мрачные мысли. Изо всех сил, со всей энергией молодости Марианна хотела победить ожесточившуюся против нее судьбу, а для этого надо было жить. И прежде всего поесть, немного отдохнуть и раскинуть умом. Она обвела глазами вокруг в поисках мальчугана, но тот исчез. Тут она вспомнила его слова: «…постоялый двор „Якорь и Корона“
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25