Все эти люди следили за ней, пытаясь уловить малейшие проявления ее душевной боли… Меж ними, может быть, скрывается и убийца ее родителей. Ибо теперь она была уверена: их убили. Слова молодого человека слишком ярко напомнили кошмар, привидевшийся ей тогда ночью. Теперь тот сон казался ей пророческим… Осталось отыскать волка-убийцу. Кто мог им быть?Ею внезапно овладел гнев. Она больше не желала выглядеть жертвой и захотела выказать собственный характер, так похожий на отцовский; это его кровь, как ей почудилось, вскипела в ее жилах. Откинув обеими руками длинное креповое покрывало, падавшее ей на глаза, она отбросила его за спину, открыв юное лицо, омытое слезами. Ее почерневший от презрения взгляд смел с дороги все эти физиономии и силуэты. Затем, высоко подняв голову и гордо вздернув подбородок, она пошла к толпе любопытных зевак, и те поспешно расступились перед ней, как покрытая зыбью морская гладь перед килем фрегата…С вуалью, развевавшейся на зимнем ветру, в сопровождении молчаливой матери-попечительницы, в глазах которой вспыхнул огонек интереса, она подошла к карете и перехватила одновременно удивленный и восторженный взгляд старого кучера.— Отвезите меня домой, Може! Но тут к ней бросился Луи Верне.— Это невозможно, сударыня, — прошептал он. — Префект полиции уже наложил печати на двери вашего особняка. Вам нельзя туда войти. Нужно дождаться, пока закончится расследование…— Расследование? Какое расследование? Разве не раззвонили повсюду, что мой отец покончил с собой, предварительно убив мою мать? Так к чему расследование? Если, конечно, только что арестованный юноша не сказал правду…Ее высокий хрустальный голос прозвучал громко и с вызовом. Раздавшийся вокруг ропот доказал ей, что ее услышали, но теперь уже сама мать Мадлен-Софи решилась взять дело в свои руки. — Вам надо ещенекоторое время побыть у нас, Гортензия. Нужно дождаться, пока соберется семейный совет, поскольку, к несчастью, вы еще несовершеннолетняя.— Совет? Какой семейный совет? У меня нет семьи…— Вы же знаете, что есть. Ну, идемте же. Тут так холодно. Сжальтесь же над моими ревматическими болями, — добавила она с едва заметной улыбкой.Гортензия схватила ее руку и поцеловала.— Простите меня, — сказала она, помогая монахине подняться в экипаж.— Так мне везти вас в обитель, мадемуазель Гортензия? — с ноткой разочарования в голосе переспросил Може.— Да. Пока что. Но будь спокоен: все в доме останется как прежде. По крайней мере в том, что касается тебя!Створка кареты захлопнулась за ней. Може развернул экипаж и, не дожидаясь, пока выедет за пределы кладбища, пустил своих ирландских лошадок рысью, направляясь к центру города.— По всей видимости, вам назначат опекуна, — после некоторой паузы произнесла мать Мадлен-Софи. — Быть может, он не позволит вам сохранить старые порядки в доме ваших родителей.— Между содержанием дома и Може — целая пропасть, матушка! К тому же я не вижу, кто бы мог стать моим опекуном.— Но… ваш дядя. Он же ближайший родственник.— Я никогда не видела дядю, матушка. Тот, кто отрекся от собственной сестры, не может быть членом моей семьи. И вдобавок было бы весьма удивительно, если бы дела моего отца оказались не в полном порядке или если бы он вообще не предусмотрел случая своей внезапной кончины. Уверена, что он давно и окончательно все решил и всем распорядился…— Относительно вас… и вашей матери, как я думаю. Однако, вне всякого сомнения, он не мог представить себе, чтобы она одновременно с ним отправилась к господу. Здесь возникают некоторые затруднения в том, что касается законов…— Ведь вы тоже не верите, что он совершил это двойное преступление, не так ли? — прошептала Гортензия с неожиданной страстностью.Узкое лицо с задумчивыми глазами повернулось к дверце, за стеклом которой проплывали оголенные деревья и мокрые дома.— Я мало встречалась с вашим отцом, — сказала мать-попечительница, несколько помедлив, — но мне кажется, что я вполне могу судить о нем. Это один из тех людей, что не отступают ни перед каким препятствием или испытанием. Он, несомненно, бывал жесток с другими, но умел быть суровым и к себе… Если бы в ту ночь все произошло, как говорят, этот поступок обличил бы натуру слабую, непостоянную. Душа и разум подсказывают мне…— Что его убили, как сказал тот юноша? Кстати, известно ли, кто это?Монахиня улыбнулась.— Мне, во всяком случае, он незнаком. Вы же знаете, я редко посещаю места, где занимаются политикой! Что касается истинной причины происшедшего… думаю, она ведома одному господу.— И все же необходимо, чтобы однажды я тоже это узнала!Когда они вернулись на улицу Варенн, в доме все было вверх дном. Наступил день традиционного визита мадам дофины… и долгожданного полдника. Везде царило оживление, невозможно было пройти по коридору или пересечь комнату, не натолкнувшись на кого-либо, стремительно бе-гущего со столовым бельем, посудой или вазами, пока еще без цветов, но уже полными воды.Не желая участвовать в приготовлениях к празднеству. Гортензия выбрала сад… Она любила его благородный упорядоченный вид, параллельные ряды цветников, кото рые садовник засаживал сообразно сезону то первоцветами и левкоями, а потом низкорослыми далиями, китайскими астрами или хризантемами. Она любила здешние длинные аллеи. Особенно ее манили гортензии, растущие прямо у стены. На зиму садовник заботливо укутывал кусты слоем соломы, летом же они покрывались широкими мясистыми листьями и огромными шарами розовых цветков, которые обожала ее крестная мать.Не то чтобы девушка более всего ценила гортензии, цветы без запаха, — она предпочитала розы, — но их внушительная масса давала ей какое-то ощущение уверенности и спокойствия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15