Даже в скрежете вывесок, раскачиваемых вечерним ветром, было что-то угрожающее.На крепостной стене, над забаррикадированными по всем правилам воротами Орийяка, собралась толпа. Наседающие друг на друга мужчины, женщины, дети, старики яростно вопили и обрушивали поток оскорблений в адрес невидимого врага. Стоял невообразимый гвалт.В середине толпы Катрин заметила Жосса, который пытался заставить их замолчать. Быстро привязав лошадь к кольцу у дверей шорника и подхватив платье, она бросилась по крутой известняковой лестнице, которая вела к обходной лестнице. Кто-то увидел, как она поднимается, и крикнул:— Вот госпожа Катрин! Расступитесь! Дайте место нашей заступнице!Эти слова, свидетельствующие о наивном доверии и нежной преданности, вызвали у нее улыбку и одновременно сжали сердце. Разве не была она одна для этих славных людей последним земным прибежищем, той, на которую возлагали они все свои надежды? Для них владелица замка была как бы воплощением той другой госпожи-заступницы, Долее возвышенной и могущественной, той Небесной Дамы, которая была для них надеждой и опорой. И если сердце Катрин сжалось, то потому, что она вдруг ощутила свою слабость, именно в тот момент, когда ей предстояло стать достойной этого доверия.Схваченная десятками рук, которые помогли ей преодолеть последние ступени, она вдруг оказалась, сама не зная как, у зубца стены рядом с аббатом Бернаром; выражение его лица показалось ей странно застывшим.— Я собирался за вами послать, госпожа Катрин, — прошептал он быстро. — Я попытался начать переговоры, но эти люди хотят говорить только с вами.— Тогда я буду говорить. Хотя у меня совершенно нет надежды быть услышанной.Опершись руками на стену у зубца, она подалась вперед… По всему спуску, бежавшему от Пью-де-л'Арбр и упиравшемуся в стены Монсальви, копошились люди. Значительное, но разрозненное войско сеньоров д'Апшье уже разбивало лагерь. На опушке леса на нескольких туазах натягивались палатки. Одни сооружались из грубых козлиных шкур со слипшейся от грязи шерстью, на других потускневшая и заляпанная грязью богатая ткань чередовалась с большими кусками мешковины. Зажигались огни, отражаясь красноватым глянцем на бородатых лицах солдат. Некоторые уже начинали готовить ужин. Одни сдирали шкуру с только что убитых двух кабанов и трех баранов, Другие вешали огромные котлы на пики, составленные в козлы, а в это время третья группа выкатывала бочку из покинутого дома. Казалось странным, что ни один дом маленького предместья еще не горел.Застывший взгляд Катрин остановился на нескольких всадниках, неподвижно стоявших по другую сторону рва и смотревших на стену. Один из них, самый старый, опережал остальных на несколько шагов. Узнав хозяйку, он начал ухмыляться.— Что же вы, госпожа Катрин! — крикнул он. — Вот каково ваше гостеприимство? Почему, приехав к вам с моими сыновьями как добрые друзья, мы находим ворота запертыми и на стенах вашу деревенщину?— Беро д'Апшье! Добрые друзья не приезжают с бандой, которая грабит, сжигает и убивает. Открывшись для вас и ваших сыновей, ворота Монсальви останутся закрытыми для ваших солдафонов. Хоть раз будьте откровенны: зачем вы приехали сюда?Человек начал смеяться, и Катрин подумала, что Жеводанский волк не зря получил свое прозвище. Она решила что волки могли бы обидеться такому сравнению. Несмотря на свой возраст, длинные конные переезды, тяжелую посадку в седле и ссутулившуюся спину, он обладал еще медвежьей силой. Грузный, на своем боевом коне, Беро был больше похож на бандита, чем на сеньора из хорошего рода, каким на самом деле являлся. Открытое забрало его шлема позволяло видеть его костистое лицо, длинный подбородок, заросший серой щетиной, придававшей почтенному отцу семейства Апшье вид старой рыси. Неопределенного цвета никогда не мигающие глаза, глубоко сидящие в орбитах, багровое лицо, покрытое грязью, как тонкой сеткой, и фиолетового оттенка отвисшая губа, обнажавшая скопление гнилых пеньков, — все это было отталкивающе уродливо.За ним вытянулись в ряд трое других всадников: его сыновья и его бастард. Сыновья — Жан и Франсуа — казались помолодевшими копиями отца: та же страшная сила, те же лица хитрых волков, с горевшими как угли зрачками и полными губами цвета свежей крови. Бастард Гонне был плодом чудовищного преступления. Его мать, хрупкую монашку, изнасиловали в объятом пламенем монастыре, затем увезли в баронский замок, где она служила потехой до самой своей смерти. Там и родился Гонне, в котором были немного притушены дикие черты его сводных братьев. Его волосы были светлее, он был более тонок, более раскован, но хитрость, как маска, приклеилась к тонким чертам, а в его бледных глазах тускло мерцал серо-зеленый отблеск болотной тины. Он был без каски, и его светлые волосы развевались на вечернем ветру. Он не носил шпаги, так как не был царем, но с луки его седла свешивались топор лесоруба и… только что отрезанная человеческая голова, на которую Катрин не решалась смотреть из боязни узнать знакомые черты. Так как ответа не последовало, она повторила вопрос более твердо:— Я жду! Зачем вы приехали в мой дом?Старик засмеялся, вытер влажный нос раструбом перчатки и, разинув рот, прокричал:— Проезда, милая дама, только проезда! Разве вы не госпожа и не хранительница дороги, ведущей на Антреиг и Конк? Каждый день путешественники едут через Монсальви и платят дорожную пошлину. Почему вы нам отказываете?— Да, путешественники проезжают, правда, днем, а не ночью, но вооруженное войско никогда не получит разрешение проехать через наш город.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18