Он же не сумасшедший!— Я тоже такого мнения, сударыня, — присоединился к ней Баррас, слышавший этот разговор. — Я знаю герцога. Он резкий, увлекающийся, гордый, но он истинный дворянин. Будь он оскорблен этим человеком, он бы искал удовлетворения оружием, но никогда бы не приказал так подло убивать его головорезам. К тому же следует его об этом предупредить. Я узнаю до конца эту историю.В коридоре раздался шепот облегчения. Врач объявил:— Он еще не умер. Но ему отнюдь не лучше.Мне нужна кровать, комната.Красивое лицо художника короля побледнело.— Здесь? Да вы с ума сошли, Корвизар. Эта темная история может поссорить нас и с Версалем, и с Пале-Роялем. Нужно, чтобы все выяснилось. Нельзя ли перенести его куда-нибудь в другое место? Куда-нибудь к друзьям?— Ко мне! — резко оборвала его госпожа де Гунольштейн. — Это будет самым лучшим способом доказать, что герцог Филипп не причастен к этому подлому покушению. Доктор, его можно перенести?Никола Корвизар пожал плечами.— Это надо сделать. Но он может умереть, даже пока его спускают с лестницы.— Тогда быстрее! Люди, быстро карету! Я нисколько не хочу вас ввязывать в эту историю, — обратилась она к супругам-художникам, — но вам придется одолжить мне одеяла, шубы, грелки.Затем она спросила врача:— Вы тоже поедете с нами, я надеюсь?— Только переоденусь в одежды, более достойные служителя Эскулапа. Где вы живете, баронесса?— Теперь я занимаю павильон Эрмитажа. Это рядом с замком Баньоле, принадлежащим монсеньеру герцогу Орлеанскому. Поедем через Бульвар и скоро будем на месте.Минутой позже закутанный, как кокон. Жиль был перенесен на бархатные подушки прекрасной кареты, комфорт которой был тщательно продуман и приспособлен к нуждам такой красивой женщины. Госпожа де Гунольштейн сидела на подушках, голова Жиля покоилась на ее коленях.Корвизар и перевязанный, закутанный в шубу Жильдас заняли места на передних сиденьях.Баррас ехал верхом на своей лошади.— Погоняй, Флорентен! — приказала баронесса кучеру. — Осторожно, избегай толчков.Кучер с предосторожностями тронул лошадей, и экипаж двинулся по Бульвару, где по горящим кострам можно было видеть сторожевые посты.Двери дома художников захлопнулись. А в своем доме Бозир в это время сделал все, чтобы освободить свое жилище от трупов с помощью единственного не убежавшего соучастника. Ему вовсе не хотелось быть повешенным за какую-то горстку экю. К счастью для него, снова повалил снег, заметая следы крови и боя. АГЛАЯ Комната была похожа на походный лазарет, когда Никола Корвизар заканчивал перевязывать раны Жиля. Повсюду были разбросаны корпия, окровавленное белье, обрывки разрезанной ножницами одежды. Все это камеристка собирала в корзину. Неподвижное тело, распростертое на столе, было прекрасно, как античный мрамор, и отдавало трагичной оцепенелостью статуй церковного собора. У каждого угла стола стояли слуги в голубых ливреях, держа по пучку длинных свечей. Врач, засучив рукава, работал. Неподалеку от стола сидела Аглая де Гунольштейн. Почти такая же бледная, как и Жиль, она смотрела расширившимися глазами на это мертвенно бледное лицо с закрытыми глазами. Она ничего не слышала, кроме хриплого дыхания раненого и легкого звяканья инструментов врача. Иногда раздавалось потрескивание горящих в камине дров.— Вы сможете его спасти? — прошептала она.— Откровенно, не знаю. Он в плачевном состоянии. Если бы были только эти четыре раны от шпаги, я был бы в нем совершенно уверен. Но этот кинжальный удар в спину — это самое серьезное. Задето легкое. Поднимается жар.Он принялся постукивать легкими сухими ударами по груди, вслушиваясь в их отзвуки.— Что вы делаете? — спросила Аглая.— Я применяю новый метод венского врача Ауэнбрюггера. Мой учитель Дебуа де Рошфор полагает, что такой метод исследования куда более точен, чем ощупывание, особенно при грудных воспалениях. Такой метод дает возможность точнее определить границы воспаления . Вам удалось уговорить другого раненого выпить успокоительное и уснуть?— Увы, нет. Он захотел во что бы то ни стало уйти. Он говорил о своей сестре-калеке, которая с ума сойдет от беспокойства, если он не придет к утру. Я ему предложила послать за ней моих слуг и привезти ее сюда. Он на это только странно улыбнулся и сказал, что мои люди вряд ли вернутся живыми, если придут туда, где он живет. И он добавил: «Карьеры Монмартра не годятся для ночных прогулок, госпожа баронесса. Туда мне надо идти самому».— На Монмартр, через такой снег, ночью, раненый! Но это же безумие. Живым он туда не дойдет.— Будьте уверены! Я ему дала теплую одежду, немного золота, чтобы он смог вытащить сестру из этого отвратительного места. Теперь он ждет вас в коридоре. Мой кучер довезет его до заставы Мучеников после того, как он отвезет вас. Но он обещал мне вернуться.— Никогда. Мы его отвезем первым. Я хочу осмотреть его и сам отвезу его в карьеры.Врач отложил инструменты. Он вымыл руки в тазу, который принесла служанка, затем снова осмотрел своего пациента. Два дюжих камердинера осторожно уложили его на кровать, заботливо подложив подушку под спину. Нахмурившись, он осмотрел его еще раз.— Вас что-то беспокоит? — спросила госпожа де Гунольштейн.— Признаюсь, да. Мне не нравится это затрудненное дыхание, этот слишком быстро поднимающийся жар. Время, проведенное им после ранений на снегу, может быть фатальным для него.Теперь я не знаю, что для него лучше: гемофтизия или гемотораксия. Во всяком случае, я приеду утром и привезу другие снадобья. Я возьму их У аптекаря Бома. С вашего разрешения, я привезу с собой Филиппа Пеллетана, нашего лучшего хирурга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129