На первом этаже за грязными стеклами виднелся слабый свет.
Карета стала.
— Прошу! — сказал Видок, спрыгивая на землю. — Вас ждут.
Подняв глаза, Марианна окинула удивленным взглядом это убогое строение, плотнее укуталась в подбитый куницей плащ и до глаз надвинула меховой капюшон. Резкий северный ветер гулял по необъятному двору, вздымая снег и вызывая слезы на глазах. Молодая женщина неторопливо вошла в выложенный плитками вестибюль, сохранивший следы былой роскоши, и сразу увидела Рустана.
В широком пунцовом плаще с поднятым воротником и в неизменном белом тюрбане, мамелюк шагал по неровным плиткам, откровенно похлопывая себя по бокам. Но, заметив Марианну, он поспешил открыть перед ней дверь, у которой он нес неспокойную вахту. И на этот раз Марианна оказалась перед Наполеоном…
Он стоял у пылающего камина, поставив ногу на камень Очага, заложив одну руку за спину, а другую за борт серого сюртука, и смотрел на пламя. Его тень в большой треуголке растянулась до лепных фигур на потолке, кое-где сохранивших позолоту, и их одних было достаточно для украшения этого громадного пустого зала, в котором на стенах виднелись остатки гобеленов, а пол покрывал мусор.
Он безучастно взглянул на склонившуюся в реверансе Марианну и показал ей на огонь.
— Подойди погрейся! — — сказал он. — Этой ночью ужасно холодно.
Молодая женщина молча подошла и, движением головы отбросив назад капюшон, протянула руки без перчаток к огню. Какое-то время оба оставались так, сосредоточенно глядя на танцующее пламя, отдаваясь его проникающему теплу. Наконец Наполеон бросил быстрый взгляд на свою соседку.
— Ты сердишься на меня? — спросил он, с некоторым беспокойством вглядываясь в неподвижный тонкий профиль, полуопущенные веки, плотно сжатые губы.
Не оборачиваясь к нему, она ответила:
— Я не позволила бы себе это, сир! На властелина Европы не сердятся!
— Однако ты делаешь именно так! Ты собиралась уехать, не так ли? Перерезать узы, еще связывавшие тебя с жизнью, которой ты больше не хотела, зачеркнуть прошлое, пустить по ветру все, что было!
Она внезапно устремила на него взгляд своих зеленых глаз, в которых заплясал легкий огонек оживления. Какой же он был все-таки непревзойденный актер! Это его обычная манера — находить оправдания, чтобы рассердиться, когда он чувствовал себя виноватым!
— Не пытайтесь раздуть в себе гнев, который вы не испытываете, сир! Я слишком хорошо знаю… ваше величество! И поскольку я пришла сюда, пусть император соизволит забыть то, что я хотела сделать, и объяснит мне странные события, имевшие место за последние месяцы. Смею ли я признаться, что я ничего не поняла И сейчас не понимаю?
— Однако ты довольно понятливая, как мне кажется?
— Я считала себя такой, сир, но оказалось, что политические ходы вашего величества слишком сложны для женского ума. И я признаюсь без малейшего стыда, что не смогла добраться до истины в том, что ваши судьи и газеты назвали «делом Бофора», кроме той, что невинный человек несправедливо страдал, мог десять раз умереть, чтобы доставить одному из ваших тайных агентов возможность прославиться, организовав его побег с вашего благословения и под наблюдением вашего военного корабля, кроме той, что я сама едва не умерла от отчаяния! И наконец, в довершение всего вы силой заставили привезти меня сюда…
— О, так уж силой!..
— Против моей воли, если вы предпочитаете! Зачем все Это?
На этот раз Наполеон оставил свою задумчивую поду, повернулся к Марианне и строго сказал:
— Чтобы свершилось правосудие, Марианна, и чтобы ты была тому свидетельницей.
— Правосудие?
— Да, правосудие! Я всегда знал, что Бофор ни в чем не виноват — ни в убийстве Никола Малерусса, ни в остальном… Так же, как в вывозе из Франции шампанского и бургундского для людей, которых я не имею никакого желания обрадовать! Но мне были нужны виновные… подлинные виновные, без нарушения деликатных ходов моей международной политики. И ради этого я должен был довести игру до конца…
— И рисковать увидеть Язона Бофора погибшим под ударами каторжных надзирателей?
— Я дал ему ангела-хранителя, который, видит Бог, не так уж плохо поработал! Я повторяю, что мне были нужны виновные… и затем еще это дело с фальшивыми английскими фунтами стерлингов, которое обязывало меня наказать его, чтобы не оказаться в смешном положении и не рисковать раскрыть мою игру.
Любопытство постепенно пробуждалось в Марианне, подтачивая злобу.
— Ваше величество сказали, что нужны виновные? Могу ли я спросить, пойманы ли они?
Наполеон ограничился утвердительным Кивком. Но Марианна настаивала:
— Ваше величество знает, кто убил Никола, кто подделал банкноты?
— Я знаю, кто убил Никола Малерусса, и он пойман, что же касается фальшивомонетчика…
Он на мгновение заколебался, бросив на молодую женщину неуверенный взгляд. Она сочла нужным подогнать его.
— — Так кто? Разве не один и тот же?
— Нет! Фальшивомонетчик… это я!
Даже старый потолок, обрушившийся на голову, не ошеломил бы до такой степени Марианну. Она смотрела на него так, словно сомневалась, в здравом ли он уме.
— Вы, сир?
— Я сам! Чтобы подорвать английскую торговлю, я поручил верным людям отпечатать в тайной типографии некоторое количество фальшивых фунтов стерлингов и наводнить ими рынок. Я не знаю, каким образом этим негодяям удалось раздобыть их и спрятать на корабле Язона Бофора, но то, что они мои, сомнений не вызывало, и мне было невозможно объявить об этом. Вот почему, в то время как в тюрьмах и почти везде во Франции мои агенты тайно занимались выяснением истины, я решил оставить обвинения на твоем друге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151