В некоторой степени я могу его понять.
– Он женится на вас и осмеливается ставить условия? Он должен бы порхать от счастья, ибо, как я предполагаю, он не первый ваш претендент?
Она тихо засмеялась, напомнив Гийому смех Мари-Дус:
– Это что, галантный намёк на то, что мне давно пора обрести семью? Мне и правда уже двадцать семь лет. Правда и то, что этот дорогой Томас уже давно добивается меня и даже устранил нескольких своих конкурентов. Но успокойтесь: он порхает от счастья очень сдержанно….
– А вы? Вы любите его?
– Это не тот вопрос, мой дорогой дядюшка, и, по правде сказать, вы, французы, неисправимы: послушать вас, так любовь – это самое главное в жизни...
– Мне жаль вас, если вы в вашем возрасте думаете иначе. Ваша матушка была совсем маленькой девочкой, когда я впервые встретил ее, да и мне было чуть больше, но вот спустя столько лет моя любовь к ней осталась прежней...
Лицо этой странной девушки вдруг посерьезнело.
– Так же как и ее любовь к вам, и вот во имя этой любви я и заклинаю вас увезти Артура отсюда...
Сказав это, она слегка подтолкнула Гийома из дверей и быстро их закрыла. У порога его уже поджидала карета с двумя слугами, один из которых открыл перед ним дверцу. На облучке Сэм Уэлдон сидел, замерев, как статуя, сраженный окружающей обстановкой. И лишь когда пассажир устроился в карете, он спросил:
– Куда желает ваша милость?
Один из слуг спросил Гийома и сообщил кучеру место назначения. Кучер щелкнул кнутом, и карета, нагруженная багажом, тронулась в путь.
Стоя у застекленной двери, вслед отъезжающему экипажу смотрела Лорна Тримэйн. Экипаж вскоре скрылся в пелене мелкого дождя. Ее улыбка, так же как выражение ее лица, была необъяснима.
Два дня спустя состоялись похороны Мари посреди рощи в часовне, над которой возвышалась четырехугольная башня. Она была похоронена по католическому обряду, ибо Мари никогда не меняла религию, с самого детства. Очень простая церемония была одновременно вызовом и персональной победой сэра Кристофера. Действительно, если, начиная с правления Георга III, англиканская церковь закрывала глаза на то, что кое-где сохранялись «папские» священники и католики могли молиться так, как это было им положено, и частным образом справляли все требы, они все-таки подвергались гонениям. Так, им было запрещено открывать свои школы. Что же касается свадеб и похорон, то они публично проводились по англиканскому ритуалу.
Мари получила благословение французского каноника-эмигранта. Он давно был ее духовником, и Гийом видел его в комнате покойницы. Он жил в пристройке к замку, где поселил его лорд Астуэл.
Как в большинстве больших английских поместий, захоронение сеньоров находилось на границе поместья и деревни, которая относилась к его владениям. Вот там и было помещено тело покойной.
Во время этой печальной церемонии Гийом постоянно следил за сэром Кристофером, Лорной и Артуром. Глаза вдовца были обведены почти черными кругами, он был очень бледен, и все-таки казалось, что в душе его царило странное умиротворение. Выходя из склепа, он погладил гроб покойной, как будто говоря ей: «Я скоро приду. Ты не долго будешь одна». И Гийом почувствовал, как жестокая ревность захлестнула его и еще усилилась, когда он взглянул на Лорну.
Молодая женщина в глубоком трауре, не стесняясь, плакала, изливая свое горе. И все-таки она была воплощением молодости и жизни. Мысль о том, что он больше никогда ее не увидит, усиливала горе Тремэна: ему казалось, что он во второй раз теряет Мари. Что касается мальчика, то он стоял очень прямо в траурной одежде и, казалось, не видел никого и ничего, не чувствуя даже руки сестры на своем плече. Но во взгляде и сжатых губах чувствовались напряжение и тревога: он знал, что через некоторое время он покинет все то, что составляло его жизнь здесь, и уедет с незнакомым человеком в страну, которую он не любит. Гийом с болью в сердце думал о будущем, скрытом туманом: сможет ли этот враждебно настроенный мальчик стать когда-нибудь его сыном?
Когда церемония закончилась, Артур повернулся к сестре и сухо спросил:
– Я должен уехать тотчас же?
– Через некоторое время. Надо дать время мистеру Бренту собрать ваши и свои вещи, ведь он едет с вами. Мне кажется, это вас немного успокоит.
Действительно, Гийом, узнав о том, насколько привязан молодой учитель – ему было двадцать пять или двадцать шесть лет – к своему ученику, предложил ему продолжить обучение Артура, если перспектива жить во Франции не была ему неприятна, и, к своему удивлению, получил его полное согласие. Джереми Брент был ему даже признателен за такое предложение:
– Не скрою, мысль о расставании с Артуром мучила меня, месье Тремэн. Он только с виду трудный ребенок, на самом деле у него тонкая душа и острый ум. И Франция вовсе не пугает меня: одна из моих бабок была из Нормандии.
Лорд Астуэл очень одобрил такое положение вещей и очень хвалил профессиональные качества молодого наставника. Это несколько разрядило напряжение между Артуром и его отцом. Поэтому он ответил Лорне, скрывая улыбку:
– Да, я очень рад. Когда я буду с ним, мне не будет казаться, что я брошен...
– Не понимаю, почему у вас создалось такое впечатление. Попробуйте вспомнить, что рассказывала вам матушка об этом человеке!
– Она любила его, а любящие люди очень снисходительны. А мне он совсем не нравится... хоть он и здорово нокаутировал Эдуарда. Я очень благодарен ему за это...
– Это только начало! Но мне кажется, я понимаю, почему он вам не нравится. Это потому, что вы находите его слишком на вас похожим. Вам кажется, что вы видите себя в нем, когда вырастете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112