В эту самую минуту в комнату вошел лакей и спросил, угодно ли Мадемуазель принять господина де Лозена. Мадемуазель покраснела, как маков цвет.
На следующий же день, с самого утра, Мадемуазель, обеспокоенная состоянием, в котором видела вчера Монтеспана, приказала запрячь карету и отправилась в Сен-Жерменский дворец. Мадемуазель велела доложить новой фаворитке о своем приезде.
Та вместе с толпой восхищавшихся ею дам была в это время занята подбором тканей для своих будущих роскошных нарядов. Набросив на одно плечо изумительный бледно-голубой муар, расшитый серебром, словно изморозью, прекрасная Атенаис с восторгом глядела на свое отражение в высоком зеркале. Когда на пороге появилась принцесса, она едва успела присесть в глубоком реверансе.
– Какая честь! – воскликнула Атенаис. – Ваше Высочество у меня?..
– Не ради удовольствия, поверьте мне, дорогая, – проворчала принцесса, устраиваясь в большом кресле. – Жара страшная, и я предпочла бы не болтаться по улицам в такую пору. У меня в Люксембурге куда прохладнее, чем на здешних мостовых! Но я вас люблю и потому хотела как можно раньше дать вам добрый совет. Пожалуйста, прикажите всем выйти…
Последняя из женщин еще не успела исчезнуть за дверью, а принцесса уже взяла быка за рога. Она начала без обиняков:
– Вчера я видела вашего мужа. Он совершенно безумен. Я его ругала за это, но, моя дорогая, у него ведь есть все основания вести себя так. Вам следовало бы поостеречься: в том состоянии, в каком он находится, маркиз может быть для вас опасен.
Прекрасная Атенаис так побледнела, что румяна не смогли скрыть этого. Чтобы скрыть от гостьи, как она нервничает, маркиза принялась играть с беленькой собачонкой, сидевшей в корзинке.
– Чего мне опасаться? – вымолвила она наконец. – Король защищает меня. Луи ни за что не осмелится пойти против него!
– Король? – усмехнулась Мадемуазель. – Я, конечно, очень его уважаю. Что касается Луи… Ему в высшей степени наплевать на любую защиту… Он даже готов вызвать короля на дуэль перед всем двором… А вас, вас он готов удушить, чтобы рассчитаться сполна!
Атенаис испуганно взвизгнула:
– Но он же сумасшедший! Что я могу сделать с таким безумцем?
– Если хорошенько подумать, не такой уж он безумец. Поставьте себя на минутку на его место, Атенаис. Его сумасшествие лишь в том, что он продолжает любить вас… И любит, как мне кажется, еще больше, чем прежде.
– Но я-то его больше не люблю, – сухо проговорила госпожа де Монтеспан. – И вовсе не хочу жить с ним. Он должен с этим примириться.
– Это проще сказать, чем сделать. Вам слишком легко говорить… А я утверждаю, понимаете, я уверена, что он никогда не смирится. Можете мне верить, можете не верить, но берегитесь: у Пардальянов кровь горячая, и оскорблений они не прощают. Кроме того, в конце концов, он ваш законный супруг. И потому с ним надо хоть сколько-нибудь считаться, разве не так? Вам следует на какое-то время оставить двор и перебраться ко мне в Люксембург. Пожив у меня, вы, может быть, лучше разберетесь в себе самой. Да и Луи за это время немножко успокоится. Мне кажется, что игра стоит свеч…
Встревоженная, несмотря на все усилия казаться абсолютно безмятежной, а главное – не желая присутствовать при скандале, который может разразиться в Сен-Жерменском дворце каждую минуту, госпожа де Монтеспан приняла приглашение принцессы. Она отправилась в гости к Мадемуазель, не откладывая, прямо в ее же карете, намереваясь провести в Люксембурге несколько дней. Возможно, ее муж, узнав, что она добровольно выбрала разлуку с королем, станет вести себя более прилично.
Но однажды утром, когда обе женщины, еще в неглиже, наслаждались деликатесами легкого завтрака, лакей объявил о том, что господин де Лозен просит разрешения войти. Тот скорее ворвался, явно чем-то взволнованный. Благородный дворянин, казалось, был вне себя. Он чуть не забыл поздороваться. Ему благоразумно подставили кресло, и он наконец, запыхавшись, рухнул на мягкое сиденье.
– Ах, боже мой, боже мой! Какой ужасный скандал! – воскликнул он, как только, отдышавшись, смог заговорить. – Ах, какой чудовищный скандал! Ах, Ваше Высочество!.. Ах, мадам!.. Эта бедная женщина наверняка умрет от всего произошедшего!
Сразу же встревожившись, дамы обменялись взглядами: неужели Монтеспан натворил-таки глупостей?
Ни Мадемуазель, ни госпоже Монтеспан никогда еще не доводилось видеть господина де Лозена в подобном состоянии. Даже учитывая его истинно гасконский темперамент, немыслимо было представить, чтобы он настолько вышел из ума. Прислушиваясь лишь к тайным велениям своего сердца, Мадемуазель мгновенно подала своему другу бокал испанского вина.
– Но успокойтесь же, Лозен! Честное слово, можно подумать, вы только что потеряли кого-то, дорогого вашему сердцу! О ком вы, в конце концов, говорите?
– Я говорю о мадам де Монтозье, вашей подруге, – вздохнул Лозен, обращаясь к госпоже де Монтеспан. – Вы не хуже меня знаете, что ее супруг, ко всеобщему удовольствию, только что назначен воспитателем дофина. Ну, и вчера вечером в его особняке в Рамбуйе собралась большая толпа: все хотели поздравить нашу Жюли с высоким назначением мужа. Вокруг Жюли были только дамы. И вдруг в гостиную, подобно пушечному ядру, ворвался Монтеспан, его не смогли удержать слуги…
Обе женщины вскрикнули от ужаса, и это прибавило сил рассказчику. Понизив голос, чтобы добиться наибольшего эффекта, Лозен добавил:
– Маркиз просто растолкал дам, чтобы освободить себе проход к Жюли, которая сидела в знаменитой Голубой комнате своей матери, и там… Там он устроил ей чудовищную сцену!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72