Якобы для того, чтобы Вильям хоть одну ночь мог провести в условиях, более удобных, чем лежанка на полу, Уолтер перебрался в одну из освобожденных палат. Однако у него имелись личные мотивы желать уединения, главный из которых заключался в том, что в следующий раз, оказавшись наедине с Сибель, он просто мог забыть о всякой чести, если как можно скорее не приведет в свою опочивальню женщину. Хотя Уолтер и понимал, что поступает неправильно, он без раздумий согласился, чтобы она осталась, если удастся получить на то разрешение. Она просила его об этом так ласково, а затем быстро убежала прежде, чем он успел все тщательно взвесить и обдумать еще раз.
Некоторое время Уолтер оставался один, глазея на огонь и убеждая себя пойти и сказать родителям Сибель, что небезопасно позволять ей оставаться там, где он мог добраться до нее, но ему не удавалось решиться на это. Вместо этого, он поклялся себе ни при каких обстоятельствах не оставаться с ней наедине. Если соблюдать осторожность, то можно получать наслаждение и радость от ее общества, не гуляя при этом по краю пропасти. Он сглупил, затянув ее в эту боковую комнату. Если бы там присутствовали другие люди, они бы не зашли так далеко. Даже если бы он не смог удержаться от поцелуя, прикосновение губ было бы недолгим, и ничего бы не последовало.
Когда погодя Уолтер понял, что сидит в пустой комнате, ожидая возвращения Сибель и результата решения ее родителей (совершенно не отдавая отчета в своих действиях), он тотчас же покинул это место. Однако он и тогда не стал искать Джеффри или Джоанну. По сути дела, он, стараясь не привлекать к себе внимания, незаметно устроился в кресле рядом с камином в большом зале. Здесь все теперь иначе, говорил он себе, хотя место было совершенно безлюдным, и именно здесь он несколько раз беседовал с Сибель. Если бы она догадалась, где он, и нашла бы его, это место вполне подошло бы для разговора.
Однако в этот день Сибель он больше не увидел. Вместо нее его нашла Мари. Она остановилась, словно удивляясь, увидев его, и воскликнула, обнаружив, что он один. Уолтер с живостью поднялся с кресла и с искренней теплотой приветствовал ее. Он был очень доволен Мари, полагая, что она вела себя с крайней деликатностью. Он думал, что она прониклась ревностью, заставившей Сибель, не раздумывая, принять предложение, и избегала его, чтобы предотвратить дальнейшее разрастание этой ревности.
До известной степени Уолтер был прав, хотя Мари считала, что позиция Сибель скорее ближе к положению собаки на сене, чем к ревности из-за любви. Ни Уолтер, ни Мари не понимали, что главным оружием Сибель являлось сочетание невинности, самоуверенности и чувства превосходства перед Мари. Эта обычная ошибка натолкнула Уолтера на мысль, что лучше Сибель не видеть его в обществе Мари. В связи с этим он вскоре предложил перебраться в более «удобное» место.
Мари мельком взглянула на кресло, из которого поднялся Уолтер, но не улыбнулась, хотя поняла, что это место было, не менее удобно, чем любое другое, на которое он намеревался его сменить. Угол у камина был вполне надежен для любых целей, если не считать самых интимных намерений. Она была достаточно занята в течение трех дней, ушедших на свадьбу и турниры. Женщин было мало, к тому же Мари была милой и опытной кокеткой. Ни секунды она не чувствовала недостатка в мужском обществе, поэтому ничуть не скучала по Уолтеру.
Вдобавок к этому, Мари постоянно убеждала сестру попытаться установить лучшие отношения со своим мужем. Тут она действовала скорее в собственных интересах, нежели для блага Жервез. Мари понимала, что стоит Жервез досадить Ричарду, как ее без промедления отправят назад в замок Пемброк, и Мари, несмотря на полное отсутствие вины, придется отправиться с сестрой. Мари признавала, что рыцари из свиты Ричарда и вожди валлийских кланов и в подметки не годились мужчинам французского двора. Тем не менее, она считала, что, за неимением ничего лучшего, и они были хороши.
Жервез соглашалась с этим, может быть, неохотно, но все же соглашалась. Два года фактической изоляции научили ее кое-чему. Она достаточно урезонила свои манеры, так что Ричард не испытывал негодования от постоянных выискиваний недостатков и жалоб. Более того, время, проведенное им в обществе Элинор, Джоанны и их мужей, напомнило ему, что брак в глубине души может быть не только надоевшей ношей. Этот факт, в совокупности с чувством вины из-за его обращения с женой превратил попытки Жервез в прекрасные всходы на благодатной почве. Ричард и словом не обмолвился о том, чтобы отправить супругу и ее сестру назад в Пемброк. Не перебрался он и в отдельные апартаменты, когда Жервез стала доступной.
Перебралась Мари, и ее сестра не возражала против этого, как то бывало прежде. Во-первых, Жервез не хотела пока использовать Мари в качестве оружия против своего мужа; во-вторых, обе женщины пришли к мнению, что Уолтер был единственным подходящим мужчиной из всех, кого они видели. Из того, что они слышали, война, похоже, пока не близилась к концу, и даже после нее Ричард вряд ли будет в почете при дворе и станет стремиться туда. Да и в Нормандию - каким бы ни был исход войны - Ричард скорее всего не вернется и не позволит вернуться им без него. Фактически, он уже вел разговоры о поездке в Ирландию - еще более варварскую и примитивную страну, чем Англия или Уэльс. Таким образом, выбор будет не велик.
Более того, перед Жервез стояла собственная неразрешимая задача, заставлявшая ее внимательней обычного прислушиваться к советам Мари. Жервез не хотела уезжать в Ирландию. Ей не нравился Уэльс, и она не думала, что Ирландия понравится больше;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151