Пуля лишь слегка заденет его, пройдя через толстый прилавок, но ее удар заставит Шаметта подскочить, и у Роджера будет время, чтобы выстрелить ему в голову из другого пистолета. Удобно, подумал он, звук выстрела был привычным в его магазине, и он не вызовет любопытства соседей. Единственной опасностью было то, что вопли Шаметта могут быть услышаны, и кто-то может вспомнить, что он заходил в магазин к Роджеру и не вышел оттуда.
— Я рад слышать это, — заметил Шаметт с облегчением, отвечая на извинения Роджера, что тот не продал экипаж. — Это действие могло быть понято, как стремление покинуть Париж, и таким образом является изменой, что карается смертью. Необходимая суровость правительства заставляет нервничать таких добрых граждан, как вы.
Роджер ничего не ответил на это заведомо ложное замечание, Строгость правительства была придумана, чтобы заставлять каждого нервничать до отчаяния. Однако это утверждение и выражение лица Шаметта удержало Роджера от выстрела — выдержанность, о которой он горько пожалеет в будущем.
— Я также слышал, — продолжал Шаметт, — что вы какое-то время жили в Бретани и знали местных рыбаков, которые возят товар чаще, чем рыбу, если подворачивается удобный случай.
Роджер уставился на него. От кого Шаметт мог узнать об этом? Он не мог вспомнить, говорил ли что-нибудь Джозефу Фуше о Пьере. Затем понял, что его друг Фуше, кузен Джозефа, должно быть, слышал о Пьере от клиентов «в бегах», которым Роджер тайно помогал выбраться из страны. Пьер перевез их, но именно через Фуше Роджер передавал им деньги. Несомненно, кто-то сдуру упомянул, на чьем судне он добрался, и Фуше передал эту информацию кузену, а тот Шаметту.
Проэкспериментировав с террором в Лионе, Джозеф Фуше сделал устное заявление, что такие события могут происходить при колебаниях маятника революции. Идеи революции и республиканского правления стали отвратительными, вызывая тоску по «добрым старым дням» во времена монархии.
Восстановление монархии сейчас равносильно самоубийству тех, кто голосовал за смерть Луи XVI, а Джозеф был среди них. Тем не менее, девятилетнего дофина можно превратить в монарха — пылкого республиканца, убежденного, что отец и мать виновны, и желающего быть куклой на троне для спасения революции. Эта идея возникла одновременно с требованием нового направления революционных действий в связи с тем, что конфликт между Дантоном и Робеспьером вносил раскол в правительство.
Дни шли, и Джозеф видел, что конфликт усугубляется. Пока Робеспьер стремился еще больше усилить «террор», настаивая на увеличении числа арестов и казней, Камилл Десмолин, друг Дантона, настаивал на милосердии. В третьем номере «Vieux Cordelier» он писал: «Вы что, действительно думаете, что эти беззащитные женщины, эти странники, эти бедные обыватели революции, которых вы расстреляли, — враги?»
Джозеф очень волновался, что номера газеты с этим выступлением от пятнадцатого декабря будут подхвачены жадным до новостей обществом сразу. Издание было раскуплено за пару часов. Однако не он прокомментировал это, а Шаметт, которого он встретил в кафе, где собирались приверженцы атеизма и твердой государственной власти. Шаметт также обмолвился, что Робеспьер, по-видимому, заходит слишком далеко, а чуть позже заметил как бы невзначай, что он навещал в Тэмпле ребенка Капо.
— С ним все в порядке? — мягко спросил Джозеф.
Это был невинный вопрос, доказывающий лишь вежливый интерес к словам собеседника. Ответив утвердительно, Шаметт добавил:
— Под защитой Симона мальчик учится любить революцию больше, чем родных отца и мать. Симон — хороший начальник тюрьмы. Он и его жена по-настоящему любят мальчика, приносят ему игрушки и хорошо к нему относятся. Это не может быть наигранным. Ребенок разобрался бы, а он, в свою очередь, делает все, чтобы угодить Симону.
— Я счастлив слышать это, — заметил Джозеф с неподдельным интересом и энтузиазмом.
— Да, я думаю, очень важно, что мальчик находится в добром здравии и воспитывается в духе преданности революции. Я позаботился, чтобы он был полностью изолирован от тех, кто может повлиять на него или ослабить его революционные принципы, и, таким образом, дурное его не коснется.
Джозеф согласился с большей теплотой, чем обычно, а чуть позже заметил, что его кузен имеет дело с гражданином Сантэ, оружейником, живущим рядом с Тэмплем. Человек, у которого была собственная лошадь и карета, стоящая сейчас в конюшне его кузена, раньше проживал в Бретани и хорошо знает рыбаков, которые иногда перевозят и другие товары.
Имя Роджера уже было знакомо Шаметту. Его не однажды упоминали жандармы, которые охраняли Тэмпль, и комиссары. Все эти факты о Роджере просто задержались в голове Шаметта на день или два — совпадение, что кузен Джозефа делает бизнес с оружейником, живущим так недалеко. Пятью днями позже, однако, новое издание «Vieux Cordelier», количество экземпляров которого было еще больше, расхватывали быстрее. После этого Десмолин был лично атакован Робеспьером.
Битва началась — милосердие против террора, и Шаметт стал задумываться (как раньше предусмотрительный Джозеф), как развернутся события. Ясно, или Робеспьер, или Дантон должны умереть. Казалось, что Дантон слабее, но если им удастся поменяться ролями, царствование санкюлотов закончится. Возможно, республика будет сохранена, будет реставрирована ограниченная монархия. Это значит, что мальчик Капо (дофин) станет королем.
С другой стороны, гораздо вероятнее, что победит Робеспьер. Это будет означать новые и новые казни, но так не может продолжаться вечно, и скоро некого будет казнить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116