Она заплакала от угрызений совести, что отпустила его из Тарринга неудовлетворенным и созревшим для того, чтобы наброситься на любую женщину. Если она, так или иначе, никогда не сможет стать его женой, зачем она была такой дурой, отказывая ему? Теперь он вернется сытым и безразличным, и его мысли и глаза будут наполнены той, другой женщиной.
Как она могла быть такой дурой?! Ведь наверняка она могла что-то сделать. Каким-то образом она должна вернуть его себе. Самое главное: что сказать Адаму, как только он вернется, свежий после объятий какой-то изысканной шлюхи, опытной в любовном искусстве, одетой и украшенной по последней моде? Джиллиан была уверена, что Адам находил ее привлекательной, но в то же время испытывал голод по любой женщине. Теперь ей придется затмить его воспоминания об элегантной леди. Как же она может сделать это, имея всего два-три простеньких платья из самой обыкновенной ткани и не обладая никакими украшениями, если не считать креста из морских ракушек? Не успела она задать себе этот вопрос, как вспомнила о грузе с французского судна. Недолгая борьба с собственной совестью – Джиллиан полагала, что вся добыча должна пойти в уплату долга Тарринга Адаму, – закончилась, когда она вдруг представила, что Адам может преподнести эти прелестные ткани в подарок своей любовнице. Она представила, как раздражение, которое испытает Адам, узнав, на что пошла ткань, сменится восхищением, когда он увидит Джиллиан в удивительных платьях, которые она себе сошьет.
Воображение часто далеко уводит от реальности, но редко оно бывает так далеко от правды, как в эту ночь.
Этой ночью отряд Адама вынужден был ввязаться в бой. Если бы встреченные ими люди с копьями были рыцарями, не миновать бы Адаму смерти. Но это были простые солдаты, поэтому, даже имея численное превосходство, они не могли стать препятствием для Адама и его людей. Однако бой все же выдался жарким, а полученная Адамом рана – серьезной.
Он подумал, что неплохо было бы свернуть в Кемп – его замок находился почти рядом. Можно было даже задержаться в Кемпе, подлечить рану, но Адам не захотел делать этого. Он отправил сэру Роберту сообщение, объясняющее его действия, и направился прямиком в Тарринг. Он думал лишь о Джиллиан и о том, что ее уход за ним будет куда приятнее, чем лечение цирюльника в замке. Поскольку рана сама по себе его нисколько не беспокоила, хотя, на удивление, сильно кровоточила, он не видел причины, почему бы не извлечь из нее немного удовольствия.
12
За время отсутствия Адама произошло гораздо больше событий, чем он мог ожидать. Его отряд окончательно оторвался от погони и благополучно прибыл в Тарринг, сохранив три четверти с таким трудом доставшейся добычи. Джиллиан только позавтракала и занималась тем, что разбирала доставленные с французского судна товары, выбирая материал для платья и бормоча проклятия на голову женщины, отнявшей у нее Адама, когда в комнату ворвался слуга и доложил, что едет хозяин. На мгновение Джиллиан будто парализовало от радости и облегчения. Очнувшись, она побежала переодеваться. Никогда больше она не позволит себе показываться перед Адамом в одежде, больше подходящей служанке, чем госпоже. Джиллиан не только ревновала, она уже начала осознавать собственную значительность.
Однако любовь в Джиллиан оказалась сильнее гордости. Хотя она уговаривала себя, что ей следует с достоинством дождаться Адама в зале, эта попытка дисциплинировать себя была безуспешной. Влекомая какой-то неудержимой силой, она чуть ли не прыжками пересекла зал и спустилась во двор в тот самый момент, когда Адам соскочил с седла. Увидев его, она забыла все, о чем столько передумала, и бросилась вперед обнять его, а он встретил ее такой силы толчком, что она отскочила футов на пять и, едва не упав, оказалась в крепких руках подоспевшего конюха.
Джиллиан вскрикнула и, вырвавшись, бросилась назад, не смея оглянуться. Она слышала за спиной какие-то звуки и чуть не умерла от стыда. Адам смеялся! Сильнее ошибиться было нельзя. Адам скорее выругался бы, если бы у него не перехватило дыхание. Он изо всех сил вцепился в поводья жеребца, чтобы тот не убил кого-нибудь, и от чрезмерных усилий из его горла вырвался нечленораздельный звук. По несчастной случайности Джиллиан приблизилась именно в тот момент, когда Адам соскочил с седла, что включило все защитные инстинкты животного. Адам едва успел оттолкнуть Джиллиан в сторону, не дав боевому коню разделаться с возникшей на его пути помехой.
Он был в очень невыгодном положении, так как, спрыгивая на землю, ослабил натяжение поводьев в левой руке. Жеребец устал, а прислуга достаточно хорошо знала его крутой нрав и приближалась к нему только по сигналу Адама. Таким образом, Адам был не готов к внезапному выпаду лошади. Теперь он сам оказался в опасности – не то чтобы конь, который знал его запах, мог умышленно наброситься и на него тоже, но Адам мог пострадать случайно от его копыт, которыми тот гневно брыкался во все стороны. Он мог, конечно, отпустить жеребца совсем, но тот тогда начнет носиться по двору и наверняка нанесет увечья многим, прежде чем его поймают и усмирят.
Прошли страшные пятнадцать минут, пока Адам, повиснув на поводьях, накручивал их на руку, укорачивая их и притягивая голову жеребца к себе. Периодически он хватался за уздечку правой рукой, мыча от боли в боку, где, он чувствовал, что-то рвалось, и затем разлившееся тепло подсказало ему, что открылась рана. Наконец, благодаря в равной мере везению и умению, ему удалось ухватиться рукой за губу коня и притянуть его голову к себе, чтобы он не мог вставать на дыбы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150