– Но я только что разговаривал с Мартином, и он сказал, чтобы я, несмотря ни на что, попросил вашего отца…
– Речь не о нас. Не смейте даже заикаться об этом! – Элис расплылась в улыбке. – Я была не права. Папа чувствует себя вполне нормально. Он хочет знать, что делается в Марлоу. Леди Элизабет полагает, ему можно поговорить о делах, даже если он при этом немножко поволнуется. Но я не смогла бы все как следует объяснить.
– Хорошо, сказал Раймонд медленно и твердо. – Объяснения действительно необходимы.
Он решительно прошел в спальню Вильяма, намереваясь разговорами о делах хотя бы на время избавиться от ощущения вины перед ним. Кроме того, он полагал себя в этих вопросах более сведущим, нежели его «господин». Еще больше успокаивало совесть молодого рыцаря то, что он мог дать делам сэра Вильяма благоприятный поворот. Буквально за несколько минут он выяснил в основном все, что касалось обязательств города перед его сюзереном.
– Отсюда следует: вас нагло обманули, – сердито сказал Раймонд, закончив свой отчет, и поспешно добавил: – Прошу вас, сэр, не терять присутствия духа.
– И не буду, – спокойно заметил Вильям, хотя губы его сурово сжались. – Все произошло из-за моей небрежности, и моей вины здесь почти столько же, сколько у других. Не следует вводить в искушение простолюдинов. У них нет чувства собственного достоинства. Для них хорошо все, что приносит прибыль.
Вильям ни разу не вышел из себя, пока они скрупулезно обсуждали сложившуюся ситуацию. В итоге было решено прежде всего поставить на причалах стражу и определить, что ввозится и что вывозится. Единственное, и чем сомневался Раймонд – в стоимости товаров здесь, в Англии.
– Мартин мог бы все разузнать, – сказал Вильям, – но мне не хочется посылать его в город. Я знаю, ты, Раймонд, не дашь его в обиду, но отправлять туда Мартина – непростая задача, ведь он особенно остро ощущает свое уродство, когда люди, завидев его, сотворяют знамения, дабы защититься от дьявола…
– Я тоже знаю об этом, папа, – вмешалась в разговор Элис.
Совсем не обязательно сопровождать меня, – холодно заметил Раймонд, подумав, не пытается ли Элис намекнуть отцу на свое желание ехать с ним. – Я сам могу записать, сколько надо рулонов ткани, бушелей зерна и прочего, и…
– И нам придется пригласить переводчика, который растолкует нам все написанное вами, – засмеялась Элис. – Я едва разобралась в вашем письме. Возможно, мне придется быть вашим писарем.
Вильям покусывал губы, раздираемый противоречивыми чувствами. Он прекрасно понимал, чего хочет Элис, и пришел бы в ярость, если бы не горел желанием остаться наедине с Элизабет. Он стремился выдворить Элис из замка почти так же сильно, как она стремилась быть рядом с Раймондом. Во всяком случае ситуация забавляла и искушала его, тем более что юноша, кажется, скорее пытался избежать компании Элис, нежели присоединиться к ней.
– Ты и в самом деле плохо владеешь языком, – согласился Вильям.
– Совсем нет, – запротестовала Элизабет, пока Раймонд решал, являются ли последние слова сэра Вильяма разрешением для Элис, или тот сказал, что думал, не отдавая себе отчета, к чему это может привести. – И почерк у него лучше, чем у кого бы то ни было на всем юге Франции. Во всяком случае, это не имеет значения, ведь он будет здесь и сможет сам прочитать, что написал.
Элизабет понимала мотивы Вильяма. Отчасти она соглашалась с ним, но знала: Элис не сможет без разрешения покинуть крепость. Как только Вильям встанет с постели, у нее уже не будет причин оставаться в Марлоу. А до той поры его можно считать достаточно серьезно больным, требующим более квалифицированного ухода, чем тот, который могла обеспечить Элис. После этого истинные причины ее задержки здесь могли бы стать слишком очевидными. Элизабет не опасалась осуждения или проявления неуважения со стороны слуг Вильяма, однако все, что они узнавали, с поразительной быстротой достигало ушей слуг в Хьюэрли.
Подобные рассуждения годились к взаимоотношениям Элис и Раймонда. Поэтому Элизабет сделала вид, что не замечает укоризненного взгляда, брошенного на нее Вильямом.
– Если тебе не нравится, как ведет записи Раймонд, Элис сможет расшифровать их для тебя, когда он вернется из города.
Сказав это, она с трудом удержалась, чтобы не рассмеяться: слишком явственно читалось в обеих парах устремленных на нее глаз «Предательница!!!». Позднее она все объяснит Элис, и та поймет ее. Что же касается Вильяма… ночью она даст чувствам Вильяма бальзам, который излечит его.
Однако все предпринимавшиеся Элизабет предосторожности оказались тщетными. Моджер уже давно знал, что она и Вильям любят друг друга, и он не первый год прикидывал, какую назначить цену за свою поруганную честь. По сути, сейчас дело было не только в ней. Крушение планов плачевно отражается на характере таких натур, как Моджер. Оно делает их мстительными. И все эти неприятности преследовали его с самого начала уэльской кампании.
Все его планы нарушились. Каждая попытка убить Вильяма заканчивалась неудачей, причем две последние – по его собственной вине. Не находя никого, кроме себя, на ком можно было бы выместить злобу, он попытался совсем иыбросить Вильяма из головы. Однако из этого тоже ничего не вышло. У него сложилось впечатление, будто все в армии днем и ночью приходят в его лагерь только затем, чтобы поинтересоваться здоровьем сэра Вильяма. На следующий день после его нападения на Вильяма эти невинные вопросы приносили ему некоторое облегчение: они свидетельствовали о том, что никто не подозревает его. Однако, когда страх прошел, любое упоминание о Вильяме стало действовать на него, как грубая ткань на сыпь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130