Если к оставшейся сумме добавить возможные страдания и скандал, который разразится, когда станет известно об их связи, она, поразмыслив, примет решение, которое совершенно не удовлетворит Кристиана.
Он гнал лошадь во весь опор, чтобы, проехав через полстраны, оказаться рядом с Леоной. Кристиан забыл, что ненавидел этот дом. Он так хотел Леону, что готов был, едва увидев ее, схватить в объятия, подхватить на руки и отнести на кровать.
Кристиан и сам не знал, что вдруг на него нашло.
Когда он заговорил с Леоной о женитьбе, она была потрясена.
Так всегда бывает в жизни: хоть раз правильно поступишь – до конца дней расплачиваешься за это.
Истербрук взглянул на чемодан, который стоял на том же месте, где, приехав, он его оставил. Камердинер хотел открыть чемодан, чтобы достать вещи хозяина, но Кристиан запретил ему это делать: в чемодане лежал дневник отца Леоны.
Из-за этой злосчастной тетрадки в кожаном переплете Кристиан счел неразумным предложить Леоне руку и сердце. Если бы Леона узнала о том, что написано в дневнике, или каким-либо другим путем узнала всю правду, у нее не осталось бы сомнений в том, что много лет назад Истербрук приехал в Макао с одной-единственной целью – расправиться с ее отцом.
Было также множество других причин не делать ей предложения. Леона сама это скоро поймет.
Леона считает его упрямым, своевольным, эксцентричным, грубым, самодовольным, высокомерным. И это далеко не все нелестные эпитеты, которыми она его характеризовала. Возможно, из вежливости она избегала более резких слов в его адрес. Одному Богу известно, как она отзывалась о нем за глаза.
Свет в комнате наверху погас, ночь сразу же стала темнее. Кристиан чувствовал себя так, словно вместе с этим светом погасла его надежда.
Он открыл окно и впустил в комнату прохладный весенний воздух. Истербруку было жарко. Он разделся, но прохладнее ему от этого не стало. Огонь сжигал его изнутри.
Истербрук подошел к кровати. Его душил гнев. Он злился на себя за то, что он такой, какой есть, и не в силах ничего изменить. Он злился на судьбу за то, что она сыграла с ним злую шутку, и его страдания, похоже, никогда не кончатся.
Кристиана охватила тоска. В такие минуты ему помогал опиум. Какое-то время мир казался простым и совершенным. А сам себе он казался нормальным и всемогущим.
Теперь у Кристиана редко появлялось это желание. Обычно он достигал душевного равновесия посредством медитации, но сегодня у него ничего не выйдет. Единственное, что он мог, – практиковать способ дыхания, которому обучил его Тун Вэй.
Это помогло Кристиану выдержать момент сумасшествия, когда ты готов продать душу дьяволу – только бы испытать облегчение. И тогда худшее оставалось позади.
Однако правильного дыхания оказалось недостаточно, чтобы разорвать цепи, которые сковали его сердце в Макао. Даже медитация была бессильна.
Большую часть его достижений составляло принятие того факта, что прошлое ушло безвозвратно. Следующим шагом должно было стать принятие наследства – полностью, как оно есть.
Этот дом был самой меньшей частью наследства. Титул, богатство – все это скрывало в себе более мрачную сторону того, что Истербрук получил по наследству наряду с этим. Возможно, он получил богатство и титул, но вместе с ними Кристиан приобрел дурную наследственность – самое худшее из того, что было у них в роду.
С этим еще можно было бы смириться, если бы не материнское проклятие. Отец был жесток и беспощаден, и эти черты передались Истербруку по наследству. В то же время Кристиан не мог делать вид, что на самом деле его отец не был таким уж плохим, каким его считали.
Он видел, как мать уединялась от всех и отстранялась от всего на свете. Изоляция доводила ее до сумасшествия.
Кристиан помнил, как мать сидела за этим письменным столом в библиотеке, ничего не замечая вокруг. Прошел слух, что отец держит ее под замком. Однако старший сын знал, что это не так. Она просто удалялась в свой собственный внутренний мир, где ее единственной спутницей была печаль.
У Кристиана было искушение спрятаться от мира так же, как его мать. Разве он не пытался убежать от самого себя? От хаоса, который порождало знание того, чего ему знать совсем не хотелось, того, что было скрыто от других людей. От чувства, что после смерти отца у него началось раздвоение личности, потому что он не смел признать, что у него слишком много общего с последним маркизом.
Как бы ты ни старался, от себя не убежишь.
Страстное желание убежать в мир опиумных грез прошло, но хаос в душе остался. Его мысли лихорадочно метались, сменяя друг друга, словно в калейдоскопе. Кристиан то вспоминал прошлое, то думал о настоящем. То видел Леону в Макао, то представлял себе, как она сидит в библиотеке в этом доме. Он вспоминал трепет их первого поцелуя в Макао, и их первую ночь в Лондоне.
«Она уедет, – с тоской подумал Кристиан, и у него защемило сердце. – Что бы ни случилось между нами, она все равно уедет».
Может быть, она опасается, что он не отпустит ее. Ведь Леона, как никто другой, понимала его чувства и догадывалась, что он пойдет на все, чтобы держать ее здесь, возле себя. Но она никогда не поймет почему.
Он провел два года, чтобы понять свое «я», но на самом деле Истербруку, когда он вернулся в Англию, приходилось притворяться, чтобы выжить.
Он обретал себя, жил по-настоящему, лишь когда был с Леоной.
Глава 17
Это было ошеломляюще. Поразительно. Вот она стоит, и от волнения у нее перехватило дыхание, но на душе – удивительно спокойно.
Леона открыла дверь и огляделась. В коридоре ни души. Она на цыпочках подошла к лестнице и стала спускаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93