Если бы она сама устроила обед, кто бы из этой смешанной публики с якобы демократическими взглядами принял ее приглашение? Ее горничная помогала ей раздеваться, а она мысленно составляла список гостей, которых могла бы пригласить. Месье Лакруа был интересным человеком, интеллектуалом, и никто не стал бы возражать против его присутствия. Вероятно, лорд Эллиот и леди Федра не отказались бы от ее приглашения.
Розалин села за туалетный столик, и горничная принялась расчесывать ее волосы. Она же смотрела в зеркало. Ее лицо еще хранило легкий румянец возбуждения после вечера. Она получила от него удовольствие. Она разговаривала и смеялась и не чувствовала себя нежеланной и неуместной в этой компании.
Розалин очнулась от раздумья и заметила, что горничная удалилась, а щетка для волос осталась лежать на туалетном столике.
– Ты глубоко задумалась, Роуз. Чем были заняты твои мысли, пока ты смотрелась в зеркало?
Застигнутая врасплох, Роуз обернулась. В дверях, соединявших их гардеробные, стоял Кайл. Она могла бы поклясться, что сегодня вечером он куда-то уходил, но сейчас галстука на нем не было, а рубашка была расстегнута у ворота, открывая шею.
– Вела беседу сама с собой, – ответила Роуз. – И кое-что поняла для себя.
– Думаю, что-то хорошее. У тебя довольный вид. И таинственный.
– Да, думаю, кое-что хорошее.
– Надеюсь, это значит, что обед прошел удачно? – Он протянул к ней руку: – Пойдем, расскажешь мне.
Роуз приняла предложенную руку, и Кайл повел ее в свою спальню. Она села на край кровати и, пока муж слушал, лежа на своей половине постели, описывала обед. В его взгляде Роуз читала полное внимание к своим словам.
То, что он разделял ее радость, растрогало ее. С момента их размолвки между ними возникло отчуждение, хоть и слабое, но все же заметное. Теперь же оно исчезло.
Это настолько тронуло Роуз, что она сочла возможным посвятить Кайла в свои мысли и дальнейшие планы.
– Право, я никак не ожидала такого благородства и широты взглядов от гостей Алексии. Я не думала, что они могут быть добры. Даже принимая во внимание план Алексии и то, что наш брак мог изменить их мнение и прекратить болтовню о том аукционе, я, по правде говоря, не думала, что они позволят мне снова высоко держать голову.
– Я рад, что ты заблуждалась на этот счет. Именно это ты поняла сегодня, разглядывая свое отражение, когда я вошел?
– Да. И гораздо больше. Я поняла, что утратила право держать голову высоко. Моя гордость стала для меня стальным щитом. Этот щит позволял мне стоять прямо, но внутри у меня царил хаос и я испытывала чувство вины за грехи моих родных. Оглядываясь теперь даже на эту интрижку, я с трудом узнаю женщину, способную так обманываться. То была не Розалин Лонгуорт, какой она казалась мне два года назад, и не сегодняшняя Розалин. Та женщина теперь для меня незнакомка, которая считала, что перед ней только ужасный выбор, и воображала, что заслуживает лучшего.
Кайл выглядел задумчивым. Он играл каймой ее ночной рубашки, лежавшей на покрывале, едва дотрагиваясь до нее кончиками пальцев.
– Я воспользовался случаем сделать тебе предложение, пока ты еще не оправилась.
– Это неправда. Не говори так.
Ему показалось, что ее последняя фраза относится и к нему тоже. То, как он выразил свою мысль об их браке, привело ее в ужас.
– Когда ты сделал мне предложение, я уже начала приходить в себя. Я говорю правду.
– Возможно, так и есть. Но я не сожалею о том, что действовал так стремительно и был так настойчив, и никогда не стану сожалеть, Розалин.
Это было странное заявление и настолько честное, что ее это взволновало. Но она решила на время отложить анализ его слов и мотивов. Сейчас она видела в его глазах только честность и благородство, а это предоставляло возможность истолковать его намерения наилучшим образом.
Розалин видела во взгляде мужа теплоту, и теплота эта шла изнутри и соответствовала ее собственным чувствам покоя и радости в моменты их духовной близости. Желание тоже сжигало ее, вызывая трепет во всем теле, столь же сильный, как и те ощущения, которые вызывали в ней его ласки, прикосновения его руки, блуждавшей вверх и вниз по ее обнаженной ноге.
И все же она видела в его глазах и что-то еще.
Гордость. Не собой, а ею. Прежде она никогда этого не замечала. То ли этого не было, то ли она была слепа.
– Я рада, что ты не жалеешь об этом, Кайл. Я всегда считала, что твое предложение было немного глуповатым, потому что в результате этой сделки ты получал всего-навсего хорошенькое личико.
– Не стану лгать и говорить, что твоя красота не сыграла никакой роли в моем намерении жениться на тебе или не была предметом моей гордости. И все же теперь не это перевешивает все остальное.
Он с обольстительной улыбкой потянул ленту, стягивавшую вырез ее ночной рубашки.
– Я вовсе не хочу сказать, что твоя красота больше не играет никакой роли.
Розалин смущенно засмеялась и отстранила его руку. Кайл принялся ласкать ее ногу по всей длине.
Радость опьянила Розалин и сделала дерзкой и отважной. У нее было ощущение, что в течение года ей приходилось тянуть воз, а теперь она освободилась от этого ярма. Это вовсе не походило на то чувство, что она испытала когда-то на холме. Она не избавилась от своего бремени с помощью фантазии о том, что станет другой личностью. Она осталась Розалин Лонгуорт, а этот умный человек, этот необычный мужчина находил ее интересной.
Радость затопила Розалин, заполнила ее сердце, а на глаза навернулись слезы.
Сама она никогда бы не сумела найти путь к себе. Она никогда бы не догадалась, как избавиться от этого груза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94