Вам придется ехать до Бристоля лошадьми, а там взять лодку вниз по реке до Чаттануги. Там железная дорога тоже едва ли восстановлена, но можно попытаться нанять лошадей до Нэшвилла, – сообщил он, изучая грубое подобие карты, лежавшее на его конторке.
Дэнси пришлось встать на цыпочки, чтобы заглянуть в карту через отверстие в проволочной решетке, отделявшей конторку от зала. Городка Пайнтопс она на карте не нашла, – наверное, потому, что он был слишком мал, чтобы привлечь внимание картографов. Она знала, что Пайнтопс должен быть где-то южнее Нэшвилла, и была уверена, что в Нэшвилле найдется кто-нибудь, кто объяснит ей, как добираться дальше.
Когда поезд вышел из Мэриленда, Дэнси была в вагоне одна. Так продолжалось до тех пор, пока они не остановились в каком-то небольшом городке, где в вагон хлынули десятки людей. Многие ехали с женами и детьми дальше на юг в поисках работы на железной дороге. Вскоре все места были заняты.
Дэнси сразу бросилось в глаза, какой несчастный, обшарпанный вид у ее попутчиков – оборванные, некоторые просто в лохмотьях, с лицами, изборожденными глубокими морщинами отчаяния. Дэнси стало неловко за свой неуместно элегантный дорожный костюм. Она специально купила его в Нью-Йорке – ей так хотелось хорошо выглядеть, когда она встретится с дядей Дули. И как раздражающе нелепо выглядит она теперь среди этих несчастных полуголодных людей! Ей стало просто не по себе от взглядов женщин, и она отвернулась к окну, притворившись, что увлечена сменой пейзажа. Повсюду были видны следы разрухи, оставленные войной.
Разморенная жарой, девушка стала клевать носом и совсем было задремала, невзирая на шум, как вдруг сквозь сон прорезался голос женщины, стоявшей в коридоре вагона.
– Ну вот, дождались, – ворчала та, – мало нам было этих янки, так теперь на Юг потянулись их жены. А по мне, самая последняя шлюха и та лучше, чем такая вот разряженная дамочка с ковровой сумкой.
Дэнси оглянулась. Все взгляды были устремлены на нее.
– Простите, я не понимаю, о чем вы, – нервно проговорила она.
– А как же. Вот эта ковровая сумка, – женщина кивком указала на ее саквояж. – У всех янки такие. Мы так вас и зовем: чертовы пиявки. Вы все слетаетесь сюда, чтобы выжать из нас, что только сможете, как стервятники на падаль. Подлые хищники, вот вы кто.
Дэнси замотала головой, пытаясь протестовать.
– Да нет же, вы не понимаете…
Мужчина, сидевший напротив, резко оборвал ее:
– Ну да, знаем мы вас. И нечего врать. Посмотри на себя: разряжена в пух и прах и путешествуешь, как принцесса, во всех своих цацках. Едешь, небось, к своему муженьку, такому же, как ты.
– Да нет же, я не замужем. Я…
Голос ее угас – что толку с ними спорить!
Остаток пути до Глейд-Спринг Дэнси не решалась заснуть, в страхе, как бы чего не случилось. Даже сидя с закрытыми глазами или глядя в окно, она постоянно чувствовала на себе злобные, угрожающие взгляды и внутренне содрогалась при мысли о том, что ее злосчастный саквояж может кого-то так разозлить, что его у нее отнимут и выбросят в окно.
Когда поезд прибыл на место назначения, Дэнси выбежала из вагона, вся дрожа от радостного возбуждения: слава Богу, доехала в целости и сохранности. Первым делом она бросилась искать какой-нибудь магазин, где можно было бы купить кожаный саквояж. Новый оказался более тяжелым и громоздким, зато уж во всяком случае она могла быть уверена, что он не вызовет такой враждебности, как ее ковровая сумка, воспринимаемая как прямое доказательство принадлежности к презренным янки. И только избавившись от этого позорного клейма, она отправилась искать экипаж до Бристоля.
После неудобного путешествия в крытом фургоне, а затем в лодке вниз по реке Теннесси Дэнси пришлось пережить очередное потрясение в Чаттануге, где ей сказали, что сообщения с Нэшвиллом не будет по крайней мере три недели. Рельсовые пути были в полной непригодности, а все фургоны и повозки расхватали другие желающие.
– Я вам вот что скажу, маленькая леди, – посоветовал ей добродушный начальник станции, – снимите комнатку в пансионе мисс Леланд и поживите тут недельку-другую.
Однако в планы Дэнси вовсе не входило болтаться в Чаттануге без дела – ни одного дня больше, чем необходимо! Город, большая часть которого все еще лежала в руинах, был наводнен напуганными обладателями ковровых саквояжей, освобожденными рабами, солдатами федеральной армии, унылыми, бездомными конфедератами и доведенными до отчаяния вдовами.
Одну ночь она провела в пансионе, и этого оказалось достаточно, чтобы понять, что надо ехать дальше. Все время она не могла заснуть: за окнами то и дело раздавались крики, выстрелы, истошный визг и густо тянуло едкой вонью обгоревших развалин.
На следующий же день рано утром, волоча за собой тяжелый кожаный саквояж, Дэнси разыскала извозчичий двор, хозяин которого согласился продать ей фургон и пару лошадей. Цену он заломил безбожную, но делать было нечего. Зато хозяин, желая, видимо, успокоить свою совесть, нарисовал ей приблизительную карту местности, по которой ей предстояло ехать.
– А ружье у вас есть, мисс? – поинтересовался он на прощанье.
Девушка, смутившись, покачала головой и призналась:
– Если бы даже и было, я все равно не знала бы, что с ним делать. Я не умею стрелять.
– И все равно, будь я на вашем месте, я бы его купил. По крайней мере, если на вас нападут бандиты, вы могли бы прицелиться и сделать вид, что намерены стрелять. Откуда им знать, что вы не умеете.
Дэнси поблагодарила его за участие, хлестнула лошадей и тронулась в путь. Она считала, что волноваться особенно нечего, поскольку была намерена двигаться только днем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95