Журналист обещал поговорить, и сообщил затем Леви ответ посланника: он немедленно снесется с Берлином. На другой день вечером Пауль Леви находился в Народном Доме. Его позвали к телефону. У телефона оказался германский посланник. Он сказал ему, что ищет его по всему городу. Ему необходимо знать, где можно в ближайшие часы найти Ленина: дело в том, что он, посланник, с минуты на минуту, ждет по телефону окончательных инструкций по его делу. Леви был поражен, дело Ленина не терпит отлагательства даже на завтра? его, Леви, эмигранта, спартаковца, «ищет по всему городу» посланник германской империи, обращается к его помощи? и все это - чтобы оказать услугу Ленину?…у
Уже по выражению голоса говорившая с ним посланника Пауль Леви видел, как важно было это дело для германского правительства…Леви разыскал Ленина и передал ему слова посланника. Ленин |тотчас же лихорадочно принялся за составление целого перечня условий перевозки. Он ставил условия - «и они принимались». В рассказе Леви Платтен даже не фигурирует и этим самым роль его сводится в дальнейшем, по меньшей мере, к формальному посредничеству. Действует активно сам Ленин. Конечно, это только рассказ, (храненный для нас по записи слушателя - рассказ не авторизованный. Как таковой, мы и должны его принимать. Есть в нем штрих, который нельзя не отметить. Один из присутствующих, скрытый в рассказе Элькина под псевдонимом Г., человек, пользовавшийся авторитетом и имевший большие связи, утверждал, что ему определенно известно, что как раз в это время у Ленина появились большие деньги…
«30» эмигрантов из «пломбированного вагона; проходившего немецкую зону, усиленно подчеркивали в интервью, данном корреспонденту П. Т. А. и напечатанном 2 апреля в стокгольмской «Политикен», что их сопровождал через всю территорию Германии «секретарь швейцарской с. - д. партии, вождь левого крыла и известный антимилитарист Платтен», что немецкие власти «точно выполнили принцип экстерриториальности» - не было «никакого контроля паспортов и багажа» (какое это могло иметь значение). и что «ни один из чиновников не имел права входить в вагон» - переговоры с представителями германской власти, сопровождавшими поезд (три германских офицера), вел Платтен. Эмигранты «запломбированнаго вагона» не вели «никаких переговоров о мире с германскими социалистами.
Правда, попытался в вагон проникнуть от имени профсоюзов «главная сводня» при Парвусе Янсен но был с негодованием отвергнут, - утверждает нелегально проскользнувшая через Германию в пломбированном вагоне «польская овечка из габсбургскаго стада», как сам себя называет К. Радек. Он написал также воспоминания о поездке 17 года - более интересные по своему заголовку: «О том, как большевистская бацилла была открыта немцами, и как она была переброшена ген. Людендорфом в Россию» («Правда» Х1.21).
В Стокгольме собралось довольно разнообразное и именитое интернационалистическое общество к моменту приезда Ленина. Оказались в Стокгольме и Адлер, и Шейдеман и, конечно, Парвус. Их «таинственная миссия», связанная с пробным шаром, одновременно пущенным австрийской дипломатией, вытекала, как было указано, из убеждения, что «события в России должны неминуемо приблизить «момент заключения мира». Об этом специально говорил Шейдеман в интервью с сотрудником венской «Neue Freie Presse» По словам Парвуса в брошюре «Правда глаза колет». Стокгольм 1918), он хотел повидаться с проезжающим Лениным, но тот отказался от личной встречи и, по-видимому, ограничил свои свидания сношениями с «товарищами» из левого крыла шведской партии. Через «приятеля» (пожалуй, нетрудно догадаться, что этим приятелем был Ганецкий, с которым Парвус, как утверждает он в брошюре, имел лишь денежные отношения по коммерческой части) Парвус тем не мене передал Ленину, что необходимо начать «мирные переговоры». На это будто бы Ленин просил передать, что он «не занимается дипломатией, его дело - социал-революцюнная агитация». «Пусть агитирует,» - ответил Парвус: «он станет орудием в моих руках»… В донесениях русского и великбританскаго послов в Стокгольме позиция Ленина, на основании местной информации (нашедшей, кстати сказать, отклик и в «Vorvaerts», определялась несколько по иному: Ленин заявил, что «он уверен, что через две приблизительно недели будет в состоянии вернуться в Стокгольм во главе русской мирной делегации. («Дипломатия» Врем. Прав.» - Кр. Арх. т. XX).
Так был переброшен в Россию «груз необычайной взрывчатой силы», по выражению» Троцкого. Ленинцы предусмотрительно озаботились обставить свой переезд так, чтобы во внешнем мире не представиться «орудием» в руках социал-шовинистов Германии. В историческом аспекте эта усиленная забота к установлению политического alibi вызывает скорее противоположное впечатление. Таков довольно элементарный психологический закон - преступник почти всегда пытается заранее создать себе искусственное алиби. Им в Швейцарии озабочен был Зиновьев, который писал 22 марта в Женеву: «Дорогие друзья. Дела идут хорошо… осуществляется план, который знает товарищ Минин. Платтен берет на себя все… необходимо, чтобы перед отъездом был составлен подробный протокол обо всём. Для подписи будут приглашены Платтен, Леви, представитель печати (от «Бернер Тагевахт»)… Было очень желательно, чтобы участие приняли французы. Зиновьеву представляется «крайне важным» («переговорите немедленно с Гильбо») привлечь для подписи имя Ромэн-Роллана. Кускова, первая процитировавшая письмо Зиновьева в зарубежной печати, недоуменно замечала: «если поездка эта не представляла из себя ничего предосудительного, зачем такое волнение?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45