После того как все присутствующие, каждый по-своему, высказались о том
забавном, что они услышали, один из слушателей, приятель барона,
сопровождавший его во время путешествия в Турцию, заметил, что неподалеку
от Константинополя находится колоссальных размеров пушка, о которой особо
упоминает барон Тотт в своих недавно опубликованных "Записках". Сообщает
он, насколько я помню, примерно следующее:
"Турки установили вблизи города, выше цитадели, на берегу знаменитой
реки Симоис, огромное орудие. Оно было целиком отлито из меди и стреляло
мраморными ядрами, весившими не менее тысячи ста фунтов каждое. Я
испытывал непреодолимое желание, - повествует Тотт, - выстрелить из этого
орудия, чтобы ясно представить себе, как оно действует. Все вокруг меня
дрожали и тряслись, убежденные, что и город и крепость превратятся от
такого выстрела в груду развалин. В конце концов страх несколько
рассеялся, и мне, наконец, было разрешено произвести выстрел. Для этого
потребовалось не менее трехсот тридцати фунтов пороха, а ядро, как я уже
говорил, весило тысячу сто фунтов. Когда подошел канонир с зажженным
фитилем, окружавшая меня толпа отодвинулась как можно дальше. С большим
трудом удалось мне убедить подоспевшего пашу, что никакая опасность не
угрожает. Даже у канонира, действовавшего по моим указаниям, от страха
сильно колотилось сердце. Я занял место в углублении стены, позади орудия,
дал сигнал и почувствовал толчок, словно при землетрясении. На расстоянии
в триста саженей ядро разорвалось на три части. Куски перелетели через
пролив и, отскочив от воды, ударились о горный склон на противоположном
берегу, вспенив весь пролив".
Таков, насколько я, милостивые государи, припоминаю, рассказ барона
Тотта о самой большой пушке в мире. Когда мы с бароном Мюнхгаузеном
посетили эту местность, нам сообщили о выстреле, произведенном из этой
пушки бароном Тоттом, причем этот поступок приводился как пример
необычайного мужества барона Тотта.
Мой благодетель, для которого нестерпима была мысль, что француз мог в
чем-то превзойти его, взвалил себе эту самую пушку на плечо и, тщательно
установив ее в горизонтальном положении, прыгнул с ней в море и поплыл к
противоположному берегу. Оттуда он, к несчастью, попытался перебросить
пушку на ее прежнее место. Я сказал "к несчастью", ибо она несколько
преждевременно выскользнула из его рук, а именно - в тот самый момент,
когда барон размахнулся, собираясь швырнуть ее. Вследствие этого пушка
рухнула в воду как раз в середине пролива, где покоится и сейчас и, верно,
останется там до второго пришествия.
Вот эта самая история окончательно испортила отношения господина барона
с его величеством турецким султаном. История с сокровищами, о которой
барон сегодня рассказал вам, давно отошла в область предания. Ведь у
султана было достаточно источников дохода, и он очень скоро мог снова
наполнить кладовые своего казначейства. Барон в последний раз прибыл в
Турцию, получив собственноручное приглашение его величества, и находился
бы там, возможно, и по сие время, если бы гибель прославленной пушки не
привела жестокого тирана в такую ярость, что он отдал строжайший приказ
немедленно отрубить господину барону голову.
Но одна султанша, любимцем которой успел стать барон, не только
своевременно сообщила ему о кровожадном намерении тирана, но и скрывала
его в собственных покоях все то время, пока офицер, которому было поручено
совершить казнь, вместе со своими подручными везде искал его. В следующую
же ночь мы нашли приют на корабле, готовом поднять паруса и отплыть в
Венецию. Таким образом нам удалось спастись.
Об этом случае барон упоминает неохотно потому, что ему не только не
удалось выполнить задуманное, но он вдобавок еще чуть было не поплатился
жизнью. Но так как эта история нисколько не позорит его, я иногда позволяю
себе рассказывать ее в его отсутствие.
Итак, милостивые государи, вы теперь знаете все о бароне Мюнхгаузене и,
надеюсь, уже никогда не станете сомневаться в его правдивости.
Для того, однако, чтобы у вас не было и тени сомнения относительно меня
- предположение, которое я не желал бы даже допустить, - мне хочется
вкратце сообщить вам, кто я такой.
Мой отец, или во всяком случае тот, кого считали моим отцом, был
швейцарцем из Берна. Ему было поручено нечто вроде главного наблюдения за
дорогами, аллеями, переулками и мостами. Подобные чиновники в той стране
называются... метельщиками. Мать моя была родом из Савойских гор, и на шее
у нее красовался большой зоб, что у дам в тех краях считается самым
обыкновенным явлением. Она в очень молодых годах покинула родительский дом
и в погоне за счастьем попала в тот самый город, где отец мой впервые
увидел свет. Будучи девицей, она зарабатывала себе на хлеб,
благодетельствуя лицам нашего пола. Всем известно, что она никогда не
отказывала в любезности, особенно в тех случаях, когда ей шли навстречу с
соответствующей учтивостью и щедростью.
Эта милая пара повстречалась случайно на улице, и так как оба были под
хмельком, то, покачиваясь, натолкнулись друг на друга и вместе покатились
по земле. Оба при этом, не уступая друг другу, изрядно буйствовали. Их
задержали дозорные и потащили сначала в комендантский пост, а затем в
тюрьму. Здесь они пришли к заключению, что ссора их - просто нелепость,
помирились, влюбились друг в друга и поженились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29