- Насколько мне известно, сообщать в милицию о поступлении больного с пулевым ранением должна медсестра приемного покоя. - Это правда, а в приемный покой он не сунется. Мой папа полком командовал, и голосом я удалась в него. Шеф заметно растерялся и сказал на полтона ниже:
- Я вас не обвиняю, но в отделении полно бездельников, могли бы проконтролировать...
Стало ясно, что достанется медбрату, его шеф особенно не жаловал.
- Павел Степанович, - сказала я, - больной без сознания, так что для бесед с милицией совершенно не пригоден. Ничего страшного не случится, если оттуда придут позднее.
- Интересно вы рассуждаете, Марина Сергеевна, - усмехнулся он и прочел пятнадцатиминутную лекцию. Я нагло клевала носом, а под конец не удержалась и заявила:
- Я не несу ответственности за действия милиции.
- Так кто-нибудь звонил или нет?
- Понятия не имею.
* * *
Если день начался с нагоняя от начальства, добра ждать не приходится. Мотор не заводился, а когда с буксира его все-таки удалось завести, выяснилось, что ночью кто-то слил бензин. Я хлопнула дверью так, что заныла рука. Стало жалко машину, а вслед за ней и себя. Брат кашлянул за моей спиной и сказал:
- Брось. Понедельник, как известно, день тяжелый, а завтра уже вторник. Бензин у Сашки выпросим, он нам должен, как земля колхозу...
Горючее нашли и до города добирались вместе: на "Запорожце" медбрата спустило колесо, на работу он прибыл троллейбусом.
- Пальцы стучат, - заметил Брат через пару минут после того, как мы наконец тронулись с места.
- Там все стучит. Нужен ремонт, деньги и муж, лучше золотой. Мужа нет, денег нет, значит, и ремонта не будет.
- Я бы на тебе хоть завтра женился, - заверил Брат.
- Все так говорят, - усмехнулась я.
- Мужик нынче мельчает, характер давно редкость, а у тебя его на пятерых. Оттого и боязно с тобой рядом.
- Утешитель, - фыркнула я.
- Не злись, - он рукой махнул. - Опять же любишь ты хлопоты себе наживать. Вот хоть с этим мужиком...
- Чего он вам дался? - удивилась я.
- Так ведь теперь менты привяжутся: где нашла, да что видела...
- Лужу я видела, Вова, так и скажу. Как привяжутся, так и отвяжутся.
- Не сомневаюсь, - хохотнул он.
Впрочем, как бы я ни хорохорилась, но с той самой ночи, когда на лесной дороге я обнаружила мужчину с наколкой "Юра" на руке, в душе моей поселилось смутное беспокойство.
* * *
Прогноз Брата не оправдался: милиция к нашему пациенту отнеслась с прохладцей. Жив ли, нет ли - пока не ясно, показаний дать не может, а то, что в городе стреляют и нет-нет да и убьют кого, давно уже не редкость. Задали обычные вопросы и уехали.
Тот, кого звали Юра, пришел в себя в мою смену. Я как раз была рядом. Он открыл глаза, мутные и поначалу бессмысленные, прищурился, пытаясь сфокусировать зрение, и очень отчетливо спросил:
- Где я?
Голос низкий, хриплый, что неудивительно. Я склонилась к нему, чтобы он мог меня видеть, и заговорила спокойно и ласково, с той особой интонацией, которая появляется сама собой в разговоре с больным или ребенком.
- Вы в областной больнице, вам сделали операцию, ваша жизнь вне опасности.
- Вы кто? - спросил он с явным беспокойством.
- Я врач. Самое страшное для вас позади...
- Кто... - прохрипел он, тяжело вздохнул и с трудом закончил: - Кто привез меня сюда?
- Я и привезла.
В этот момент я и сама забеспокоилась, с ним начало твориться неладное, он дернулся и вроде бы хотел встать. Я удержала его, сообщив скороговоркой:
- Вас нашла я, на лесной дороге, тут неподалеку, и привезла сюда. Вам не о чем тревожиться, все просто отлично, мы вас быстро поставим на ноги...
Он меня не слушал, вновь попытался вскочить, пришлось звать на помощь Брата. Не для того я тащила этого Юру и ночь напролет его штопала, чтобы он вот так, ни с того ни с сего, взял да и умер у меня на руках.
Проваливаюсь в беспамятство, он успел схватить мою руку, и прохрипел:
- Мне нельзя здесь... нельзя!
"И как мне это понимать? - думала я, возвращаясь в ординаторскую. Что значит "нельзя здесь"? А где тогда можно? В какой-то другой больнице, где у него есть знакомый специалист и где, как он верит, все для него сделают?"
Эта мысль мне и самой не понравилась, я решила все с кем-то обсудить. Брат вошел за мной следом. Наташка раскладывала на столе пироги с ливером и сыр, кофеварка призывно фыркала, а я терзалась?
- Слышал, что он мне сказал? - обратилась я к Брату.
- Ну... - вяло ответил он.
- Что "ну", слышал или нет?
- Слышал.
- И что думаешь?
- Ничего.
- Как это "ничего"?
- Ты, Маринка, иногда такая зануда, просто беда. Человек имеет право думать или не думать. Я не думаю.
- А что за спор? - заинтересовалась Наташка.
- Тот, из первой палаты, сказал: "Мне нельзя здесь" - и повторил "Нельзя". Что думаешь?
- Я? - вытаращила глаза Наташка: - Что тут думать? Бредит человек. Может, дома газ не выключил и душой туда стремится, у нас задерживаться не желает...
- Глупость какая, - начала свирепеть я.
- Отчего сразу "глупость", - обиделась Наташка. - Бог знает, что ему в бреду привиделось.
- Вот-вот, - влез Брат. - Давайте не будем голову ломать. Наше дело мужичка на ноги поставить, а не загадки разгадывать.
- Он боится, - твердо заявила я. - Ты и же видел, что с ним стало твориться, как только он понял, где находится. Человек приходит в себя и первое, что говорит: "Мне здесь нельзя". 3аметь, не просит жене сообщить, или...
- Для мужичка кто-то не пожалел автоматной очереди... Лично я ничего знать не желаю. И другим не советую. Бредит себе человек, и пусть бредит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12