Подумав, я решила обратиться к Эльке, но от этой мысли пришлось отказаться — Марья потащится со мной, а показывать ее нормальным людям совершенно невозможно, а то и в моем здравомыслии сомневаться начнут.
Я зашагала по улице, только чтобы не стоять на месте, а Марья вновь принялась зудеть по поводу своих вещей. Я рассудила, что если мы перевезем ко мне и вещи, то от этой сумасшедшей я вряд ли избавлюсь, потому и не торопилась помогать ей.
— Давай сначала покончим с одним делом.
— Говорю, надо стекла бить.
— Какой от этого толк?
— Поймет, что мы себя в обиду не дадим. Ты нам пакость — мы тебе две.
— Как-то не по-христиански ты рассуждаешь, — нахмурилась я.
— Ничего подобного. Я же тебе говорила…
Но я уже не слушала, потому что взгляд мой упал на нарядную вывеску адвокатской конторы «Гридин и сыновья». Первый этаж здания был заново отделан, вывеска стоила денег, да и само здание практически в центре города производило впечатление. Очень солидно. И кому, как не адвокатам, знать, как следует поступить в моем нелегком положении.
Я решительно направилась к дубовым дверям с латунными ручками, начищенными до блеска так, что за них было страшно браться руками. Но я взялась. Марья удивленно начала: «Ты куда…» — но тут же примолкла.
Мы вошли в холл и испуганно огляделись. Обстановка была такая, что я сразу почувствовала: беспокоить Гридина и сыновей по такому пустячному поводу, как мой, непростительное свинство,
— Шикарно, — простонала Марья, вертя головой.
Тут, словно из-под земли, возник молодой человек в светлом (по причине жары) костюме, рубашка белоснежная, галстук в полоску. На лице молодого человека явственно отобразились печаль и сомнение в целесообразности нашего визита сюда. Мы уж и сами сообразили, что зря приперлись, но бежать сломя голову было неловко, и я, выпрямив спину, сказала с вызовом:
— Мы бы хотели проконсультироваться.
— Прошу вас, — указал рукой в сторону коридора молодой человек.
Пол здесь был покрыт толстым ковром, и шли мы совершенно бесшумно. Из-за ближайшей двери донеслись какие-то голоса, но мы ее миновали, остановились перед следующей дверью с бронзовой табличкой. Прочитать, что там, я не успела, молодой человек постучал, затем распахнул дверь, и я, почему-то с замиранием сердца, вошла.
Комната, точнее, кабинет оказался совершенно обыкновенным: белые стены, две картины (весьма посредственные), стол с неизменным компьютером, жалюзи на окнах и полки вдоль стен, заваленные пухлыми папками, которые почему-то сразу напомнили мне школьные годы и сдачу макулатуры.
За столом сидел упитанный мужчина неопределенного возраста. Вначале он показался мне пожилым из-за наметившейся лысины и мышиного цвета волос, принятого мною за седину, но тут он вскинул голову, оторвавшись от бумаг, и теперь показался мне едва ли не ребенком. У него были румяные щеки, а цвету лица могла бы позавидовать любая девушка (себя я в виду не имею, у меня с этим все в порядке), очки без оправы делали его похожим на мудрого кролика, чему способствовала улыбка, тоже какая-то кроличья. Чем-то он слегка раздражал, в основном потому, что впечатление о нем как-то не складывалось.
— Здравствуйте, — приветствовал он нас низким голосом, который совершенно не шел к его облику, и это тоже почему-то раздражало.
Мужчина поднялся и протянул руку, я растерялась, а подскочившая Марья ее пожала и скороговоркой выпалила:
— Лукина Марья Никитична.
— Очень приятно, — глядя на меня, ответил мужчина. — Олег Михайлович Яшин.
— Это Симона Вячеславовна, можно просто Сима, — затараторила Марья. Но я успела вмешаться:
— Можно без отчества, но зовут меня Симона.
— Очень приятно, — повторил Олег Михайлович и улыбнулся еще шире. — Присаживайтесь. — Мы устроились в креслах, и он продолжил:
— Внимательно вас слушаю.
— Муж у нас сволочь, — с места в карьер начала Марья, хоть ее и не спрашивали.
— Ваш муж? — не понял Олег Михайлович.
Я бы на его месте тоже не поняла.
— Ее, — ткнула в меня пальцем Марья, — но я от него тоже пострадавшая. Я, можно сказать…
— Заткнись, — шикнула я, она моргнула, но рот закрыла. — Муж мой, и говорить буду я.
Далее я довольно обстоятельно поведала о своих несчастьях. Олег Михайлович выслушал с печалью и без особого интереса, после чего принялся успокаивать меня, но совершенно не успокоил и даже разозлил. Особенно мне не понравились выражения «драматизировать» и «не стоит преувеличивать». Ему хорошо говорить, его-то к кровати не привязывали.
Я посуровела и твердо заявила, что без всяких там преувеличений ожидаю мученической кончины со дня на день. Олег Михайлович погрустнел еще больше; оно и понятно, контора респектабельная, а я клиент не впечатляющий, но, как человек воспитанный (опять же положение обязывало), просто выставить меня за дверь он не мог, и страдал.
— Если вы убеждены в том, что… Вам надо обратиться в милицию, — нашел он выход и улыбнулся.
— Только что оттуда, — обрадовала я его.
Он вздохнул и сказал с печалью:
— Но от нас-то вы чего хотите?
В самом деле, чего я хочу? Я нахмурилась и сформулировала:
— Решения вопроса.
— Уточните, — попросил он.
— Я хочу развестись с мужем и остаться в живых после этого.
Олег Михайлович предпринял ряд попыток избавиться от нас, но в меня точно черт вселился, я сидела на стуле как приклеенная и хмуро твердила одно и то же.
Олег Михайлович выдохся, побледнел и почему-то перешел на дискант. Я поняла, что настал момент, когда нас отсюда попросту выкинут, и уже собралась уйти по-доброму, но тут дверь распахнулась, и в кабинет вошел мужчина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14