Сердце матери обливалось кровью; она обвиняла себя в гибели дочери, - позабыв священные узы, которые связывают мать и дочь, она дала ревности одержать над собой победу.
Ночь прошла в мучительной неизвестности; сеньора Магдалена молилась, не зная покоя; Педро Хуан в сопровождении слуг с факелами и фонарями обходил улицы, выспрашивал всех дозорных и прохожих, стучась во все двери.
Уже брезжило утро, когда бывший живодер вернулся домой, измученный и приунывший: он ничего не узнал, не принес жене никаких утешительных вестей, не мог подать ни малейшей надежды. Несчастная мать рыдала и была на грани безумия. Педро Хуан опустился рядом с ней в кресло; вскоре усталость взяла свое, и он уснул.
Так прошло утро. Сеньора Магдалена заперлась в спальне и отказалась от еды. Педро Хуан позавтракал с аппетитом и снова взялся за свои бесплодные поиски.
Он вернулся в сумерки, так и не узнав, где скрывается Хулия.
Колокол ударил к вечерней молитве, когда слуга доложил сеньоре Магдалене, что ее желает видеть незнакомая женщина.
- Скажи, что я никого не принимаю, у меня в семье большое горе, - ответила Магдалена.
- Я так и сказал ей, но она настаивает, говорит, что это дело весьма интересует вашу милость.
- Ну что ж, проси ее, - разрешила наконец сеньора Магдалена и вошла в соседнюю комнату. Перед ней стояла женщина вся в черном; под густой вуалью. С церемонным поклоном хозяйка дома указала гостье на стул.
- Сеньора, - начала женщина под вуалью, - меня привело к вам важное дело, и я желала бы поговорить с вами со всей откровенностью.
- Я слушаю вас, - ответила сеньора Магдалена.
- Сеньора, ваша дочь у меня в доме…
- Моя дочь? Хулия?
- Именно так, сеньора. Мы с мужем люди бедные, но, пока мы живы и здоровы, мы не станем сидеть сложа руки, и ваша дочь не будет терпеть нужды…
- Но…
- Разрешите мне закончить. Я буду беречь сеньориту Хулию, как зеницу моего ока, она настоящий ангел, и я была бы счастлива, если бы она навсегда осталась у нас, но она плачет, грустит, и я решила: «Пойду и поговорю с этой жестокой матерью…»
- Сеньора, что вы говорите?
- Прошу прощения, ваша милость, но я, право, не пойму вас, богачей. Если дети бедняков уходят из дому, так их нужда гонит на заработки, ведь один отец не может прокормить всю семью; но мы, бедняки, неспособны со зла выгнать из дому дочь, да еще такую красавицу; не ровен час, она может погибнуть на улице.
- Но вы не знаете…
- Я все знаю. И Хулия правильно поступила, рассказав мне, как ваша милость вбила себе в голову, будто у дочки любовь с вашим мужем, и, ничего не разузнав, выгнала дочку вон.
- Но я совсем не гнала Хулию из дому, напротив, ее исчезновение стоило мне многих слез.
- Да, да, я знаю, ваша милость не сказала дочери: поди прочь, но прокляла ее. Пресвятая дева! Ведь вот вы, богачи, какие: проклинаете своих детей, а о спасении души и не думаете. Нам, беднякам, случается поколотить детей, но проклясть - упаси нас боже. Ведь проклятие губит детей, а если оно несправедливо, то заодно и родителей. Как ваша милость не подумала об этом?
Слова Паулиты звучали суровым укором, сеньора Магдалена сидела, не поднимая головы. Ее терзали укоры совести.
- Но я решила вмешаться в чужие дела, - продолжала Паулита, - пришла без ведома сеньориты к вашей милости и все выложила, как есть. Я больше не в силах смотреть на слезы бедняжки. Ведь у вас, ваша милость, тоже небось сердце кровью исходит.
- Пусть она поскорее возвращается домой, я приму ее с распростертыми объятиями.
- Что вы, сеньора! Да как ей сюда вернуться, ведь она покинула дом, потому что мать прокляла ее. Да и какая я заступница за Хулию? Я ничего не значу, вот и выйдет, будто она придет сюда за прощением, как за милостыней, хотя ни в чем не виновата и ничем не заслужила такой несправедливости.
Сеньора Магдалена почувствовала себя пристыженной.
- Да я не знаю, согласна ли она к вам вернуться. У каждого ведь есть свое достоинство. Что, если завтра повторится все сызнова?
- Так как же, по-вашему, мне следует поступить? - произнесла сеньора Магдалена, чувствуя себя окончательно уничтоженной.
- Думаю, лучше всего рассказать ей весь наш разговор с вами, и, если она примет это спокойно, я пошлю к вашей милости моего мужа, и вы сами придете за Хулией. Вот как, мне кажется, лучше всего сделать.
- Где вы живете?
- Я пришлю мужа, он вас проводит; я живу близехонько от главной площади; дайте, ваша милость, мне какую-нибудь вещицу, по ней вы узнаете моего мужа.
- Вот возьмите, - сказала сеньора Магдалена, снимая с пальца драгоценный перстень.
- Нет, перстень не годится, не ровен час, он потеряется, а ваша милость подумает, что я взяла его себе.
- Но Хулия знает этот перстень, он послужит ей доказательством, что вы говорили со мной.
- А этого вовсе не требуется. Хулия достаточно хорошо меня знает, чтобы не сомневаться во мне. Дайте ваш носовой платок.
- Вот он, - ответила сеньора Магдалена, - но будьте добры, примите от меня в подарок этот перстень за те одолжения, которые вы оказали Хулии.
- Какие одолжения?
- Вы пригласили ее к себе, она живет у вас.
- Ах вот оно что! Нет, нет, оставьте перстень у себя. Раньше у меня и в самом деле был постоялый двор; но один благородный человек, попавший сейчас в беду, обеспечил мою жизнь, я вышла замуж и больше не держу постояльцев. Бог да хранит вашу милость.
По натуре своей сеньора Магдалена была доброй, но она не умела обращаться с простыми честными людьми, вот почему она в тот вечер потерпела жестокое поражение в разговоре с Паулитой.
Гостья поднялась и направилась к двери.
- Ах, простите! Как вас зовут? - спохватилась наконец сеньора Магдалена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126