Черт, какой-то он не такой.
Этот отзыв о Колеме я сотни раз слышал от фермеров в окрестностях Дарроуби, и теперь он блестяще подтвердился. Я зашел в библиотеку, нашел в справочнике Папуа и прочел, что в неисследованных нагорьях, куда отправился Колем, первый контакт между белыми и миллионом аборигенов произошел только в 1930 году. Особая замкнутая цивилизация, развивавшаяся в полной изоляции от внешнего мира.
Я рассматривал фотографии, на которых свирепого вида, почти нагие мужчины, с носами, проткнутыми заостренными костями, размахивали оружием, вызывающе глядя в камеру. Эти страшные люди будут его соседями, и нет никаких сомнений, что он полюбит их всех, и особенно - вот этих большеглазых темнокожих детишек.
В положенный срок начали приходить письма из Менди, в Южных горах. Колем, как и следовало ожидать, был в полном экстазе. Сельское хозяйство находилось на уровне каменного века. Единственными домашними животными были свиньи, почти все селения сохранились в том же виде, в каком их впервые нашли белые, а первобытные земледельцы, хотя частенько не оказывались на месте, когда он пытался обучать их основам скотоводства, были отличнейшими ребятами. Они с Дейрдре уже близкие друзья их всех.
Шли месяцы, шли годы, а Колем полностью отдавался развитию и улучшению края. Он ввез рогатый скот, овец и кур, обучал земледельцев и ушел с головой в тамошнюю жизнь, посвящая ей всю свою энергию.
В 1988 году я получил письмо от его дочери Сары. Она писала: "Я все еще поражаюсь, сколько папа знает про местные растения и диких животных. На ферме у него живут 11 бордер-колли, 2 свиные собаки (помесь Лабрадора), 2 буйвола, 5 лошадей, много коров, овец и коз, а также кур, уток, цесарок и гигантская стая почтовых голубей".
Дочитывая ее письмо, я вспомнил маленький зверинец Колема в Скел-дейл-Хаусе. Оказывается, это была только репетиция. Ветеринар с барсуком, несомненно, теперь совершенно счастлив.
52

Шли месяцы, а в моих отношениях с двумя нашими дикими кошками никакого потепления не наступало, и я с нарастающим душевным трепетом следил, как длинная шерсть Олли опять начинает сбиваться в страшные колтуны. К концу года он вновь выглядел более чем непрезентабельно. С каждым днем становилось все яснее, что пора принимать меры. Но удастся ли мне еще раз его провести? Оставалось попробовать.
Я опять приготовил рыбу с нембуталом, и Хелен поставила миску на стенку, но Олли понюхал, лизнул и ушел. Мы попробовали повторить, и опять Олли исследовал миску с глубоким подозрением, а есть не стал. Явно он почувствовал, что что-то назревает.
Постояв у окна, как обычно, я обернулся к Хелен.
- Попытаюсь его поймать.
- Поймать? Сачком?
- Нет-нет. Он ведь уже не котенок и не подпустит меня к себе.
- Так как же?
Я посмотрел на взлохмаченное черное чучело на стенке.
- Ну а что, если я спрячусь за тобой, когда ты выйдешь их кормить, сцапаю его и засуну в клетку? Потом отвезу в операционную и постригу под общим наркозом?
- Сцапаешь? Засунешь в клетку? - с сомнением повторила Хелен. - По-моему, у тебя ничего не выйдет.
- Да, конечно, однако за свою жизнь я цапал не так уж мало кошек и умею быстро двигаться. Мне бы только подойти к нему незаметно. Давай попробуем завтра.
Моя жена лишь поглядела на меня. Этот план ей как будто доверия не внушал.
Утром она поставила на стенку миски с восхитительной свежей треской. Их любимое блюдо. К вареной рыбе они были относительно равнодушны, но перед сырой устоять не могли. Открытая клетка была спрятана рядом. Кошки прошествовали по стенке: Жулька - гладенькая, глянцевитая, и Олли - жалкое пугало, взлохмаченный, с колтунами, свисающими с шеи и по бокам. Хелен, как обычно, приласкала обоих, а когда они радостно припали к мискам, вернулась на кухню, где притаился я.
- Теперь, - сказал я, - снова иди к ним, очень медленно. Олли так увлечен рыбой, что, возможно, не заметит меня.
Хелен промолчала, а я плотно прижался к ее спине.
- Двинулись! - Я подтолкнул левой ногой ее ногу, и мы медленно вышли за дверь, шагая в едином ритме.
- Это же нелепо! - простонала Хелен. - Какой-то комический эстрадный номер!
- Ш-ш-ш! - прошипел я, уткнувшись носом ей в затылок. - Не останавливайся.
Когда мы добрались до стенки, Хелен протянула руку и погладила Олли по голове, но он так был увлечен треской, что и не посмотрел на нее. Вот он - на уровне моей груди в каком-то шаге от меня. Лучшего шанса представиться не могло. Молниеносно просунув кисть из-за Хелен, я схватил его за шкирку, удержал свивающийся клубок черных ног и водворил в клетку. Захлопывая крышку, я успел заметить, что из-под нее высовывается отчаянно когтящая лапа, столкнул ее и вдвинул в петлю стальной прут. Путь к спасению был отрезан.
Я поставил клетку на стенку и даже вздрогнул, встретив сквозь прутья его укоризненный взгляд. "Нет, неужели опять! - говорил он. - Значит, твоим низким предательствам нет конца!"
На душе стало скверно. Злополучный кот, ошеломленный моим нападением, даже не пытался царапаться или кусаться. Как и в тех двух случаях, он просто стремился убежать. И у меня не было права обижаться на его низкое мнение обо мне.
Но зато, сказал я себе, он снова станет красавцем.
- Сам себя не узнаешь, старина, - сообщил я перепуганному коту за решеткой, прильнувшему к полу клетки на сиденье машины рядом со мной. - На этот раз я приведу тебя в полный порядок. Будешь и выглядеть, и чувствовать себя великолепно.
Зигфрид предложил помочь мне, и бедный дрожащий Олли, когда мы водрузили его на стол, покорно подчинился и тому, что его держат, и внутривенной инъекции наркотика. Когда он мирно уснул, я со свирепой яростью принялся за свалявшуюся шерсть:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109