Я же к виски больше не притронулся, хотел хоть как-то разобраться с теснившимися в голове мыслями.
Ричард мертв.
Я не мог в это поверить. Казалось, что поздней ночью смотрю в темной комнате какой-то телефильм ужасов... Внезапно я осознал, что за столом напротив меня сидит какой-то тип. Мятый коричневый костюм скверного пошива, коричневый в желтую полоску галстук. Длинные тусклые волосы, пышные усы, которые не мешало бы подровнять. Обильные складки жира, свисающие через воротничок рубашки на грудь. Нос картошкой, украшенный хитросплетением фиолетовых прожилок.
– Ну что ж, мистер Фэрфакс, – обратился он ко мне. – Побеседуем?
И принялся задавать те же самые вопросы, что и сержант Кокрин. Я, кажется, ему отвечал. Единственное, правда, что помню из нашего разговора, так это затейливый фиолетовый узор у него на носу.
– Вам есть где переночевать? – поинтересовался он наконец.
– Нет. То есть пока не знаю. Собирался остановиться у Ричарда.
– К сожалению, туда нельзя. Нам надо осмотреть дом сверху донизу. Сержант Кокрин договорился с «Робберс-Армс», он вас проводит.
Номер для меня нашелся. Я плотно затворил за собой дверь. Гостиница стояла на холме прямо над Инч-Лодж, я видел его из окна своего номера – желтоватые стены, залитые светом установленных вокруг прожекторов. На набережной скопилось множество машин, на некоторых еще нетерпеливо посверкивали синие мигалки.
Охватившее меня оцепенение начало отступать. Оставшись один и глядя на дом Ричарда, я почувствовал закипающие на глазах слезы, горло сдавило рыдание. Я бросился на узкую кровать. Кто-то осторожно постучал в дверь, распахнул ее и тут же тихонько притворил.
Какое-то время я проплакал, громко всхлипывая, как ребенок, но постепенно успокоился. Встал, разделся, почистил зубы и забрался в постель. Однако заснуть не сумел. Не мог даже закрыть глаза – стоило лишь сомкнуть веки, как я вновь видел Ричарда, распростертого на полу в мастерской.
Промучившись час или два, я поднялся и принялся расхаживать по номеру, время от времени поглядывая на Инч-Лодж. Там все стихло. По двору бродили лишь несколько человек, многочисленные зеваки разошлись по домам досматривать свои сны.
Разрозненные обрывки мыслей проносились в голове, сталкиваясь и взрываясь невыносимой болью. Я метался по тесному номеру, закипая яростью от того, что все больше и больше запутывался в творившейся у меня в голове неразберихе. Уставший мозг начал сдавать, однако тело никак не находило покоя, только что пережитый шок продолжал бешено вбрасывать адреналин в каждую его клеточку. В конце концов я подошел к окну, несколько раз вдохнул полной грудью влажный морской воздух и вновь улегся в постель. Прошла, кажется, вечность, чернота в окне сменилась сероватым сумраком. Я встал, натянул на себя одежду и вышел из гостиницы.
Первые лучи еще низкого солнца легли туманным, как всегда на севере, светом на кремовые, желтоватые и белые дома Керкхейвена. Я спустился узкими улочками мимо масонской церкви и ярко разукрашенных лавок, ожидающих летнего нашествия туристов. Мой «форд» все еще стоял у дома Ричарда. Ветерок трепал ленты полицейского ограждения вокруг места происшествия. Его охраняли также два констебля.
– Доброе утро! – поздоровался я с одним из них.
– Доброе утро, сэр! – откликнулся он и отвел глаза – полицейский, судя по всему, знал, кто я такой, и не хотел начинать воскресное утро встречей с бедой и горем.
Я смотрел на дом, вспоминая мои прежние посещения. Он стоял в самом устье речушки. Цоколь обложен черными валунами отлив обнажил буроватую полоску песка. Слегка перекосившиеся дверные и оконные рамы выкрашены синей краской. Ричард купил этот дом несколько лет назад на оставленные ему мамой в наследство деньги. Тихое место, где брат любил оставаться наедине со своими мыслями, где ему в голову приходили самые блестящие его идеи.
Я побрел прочь от дома вдоль по набережной, мимо лавчонок, где торговали печеным картофелем и жареной рыбой с чипсами. Деревушка, казалось, вымерла, В гавани покачивалось несколько рыбацких лодок, но вокруг в столь ранний час не было ни души. Я направился к маяку в конце мола, уставившему око своего прожектора в Северное море. Пробравшись между бесчисленными корзинами для омаров, толстенными канатами и останками дряхлого автомобиля, я остановился у ворчливо бормотавшего движком красного судна для промысла устриц, заякоренного в двадцати ярдах от входа в гавань. Серые волны играли бликами восходящего солнца. Вдали виднелись пологие склоны холмов Ист-Лотиана Графство в Шотландии.

, перед ними высились два утеса, один серый, второй белый как мел.
Я решил возвращаться в Керкхейвен, деревушку, являвшую собой группку неброского вида домов, тесно прилепившихся друг к другу по склону холма. Вскоре приглушенный шум моря превратился в умиротворяющий, убаюкивающий фон, на котором редкие пронзительные вскрики чаек звучали особенно резко. Время от времени до меня доносился натужный рев изношенного двигателя видавшего виды автомобиля, сражающегося с крутыми подъемами на извилистых улочках. Над крышами домов гордо взмывали высокие башни трех церквей, недаром же деревушку звали Керкхейвеном Керкхейвен в буквальном переводе с шотландского означает «Прибежище церквей».

. По левую сторону от гавани Инч пробивала себе путь сквозь скалы и песок между домом Ричарда и церковным кладбищем на противоположном берегу, усеянном бледно-желтыми нарциссами.
Вот здесь я его и похороню. Близ его любимой мастерской, среди тишины и покоя крохотной шотландской деревушки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140