Ну да, недалече, — сглотнув слюну, согласился тать. Спросил обиженно: — А зачем тебе?
— Надо, — коротко пояснил Иван, усмехнулся. — Не боись, не по твою котовью душу. Так где?
— А эвон, за ракитою два поворота. Вишь, землянки?
— Ах, ну да… Шагаем, быстро управимся.
Раничев чуть изменил курс недаром. Кто их знает, сколько там татей, в баньке? А у него-то самого, между прочим, из оружия — один нож, и тот не особо увесистый. Так что, явись он к ворам в одиночестве, еще неизвестно, как там все сложится, даже если тати и малолетки. Тем более если — малолетки. Подростки самонадеянны и жестоки, как молодые, еще не разу не порванные в драках псы — цену крови еще не знают. Впрочем, эти, наверное, знают.
— Во-он землянки-то, — замедлив шаг, обернулся тать. — Пришли уж.
— Вижу, что пришли, — буркнул Иван. Посмотрел на вросшие в замерзшую землю, крытые еловыми лапами полуземлянки, с выходившими из прорех крыш клубами дыма. Остановился, крикнул:
— Лукьян, Лукьяне!
Улыбнулся, увидев, как, скрипнув сосновой дверью, выбрался наружу тощий нескладный парень, светлоголовый, узколицый, с детскими припухлыми губами и вздернутым носом — Лукьян. Увидев знакомого, Лукьян приветственно помахал рукой:
— Что, господине, не сидится на постоялом дворе-то?
— Да уж не сидится, — рассмеялся Иван. — Эвон, погодка-то! Красота. Да и праздник, одначе.
— Я б тебя в гости позвал, — подходя ближе, смущенно сказал Лукьян. — Да землянка выстыла — спасу нет. Топлю, топлю очаг — не помогает. Впрочем… — Отрок вдруг смешно наморщил нос. — Знаю, куда пойдем! К Барбашу, напарнику. У них тепло — в два наката потолок сложен. А это кто с тобою?
— В два наката, говоришь? — Раничев кашлянул. — Блиндаж целый, а не землянка. Поди, прямое попадание авиабомбы выдержит!
— Чего?
— Дело к тебе у меня, Лукьяне.
— Слушаю. — Парень почтительно склонил голову.
Кивнув на малолетнего татя, Иван в двух словах изложил проблему.
— Прогулялся бы тут со мной недалече, — закончил он. — Конечно, оружный и в кольчужице, да и желательно не один… Есть тут кого позвать-то?
— Барбаша позову, не откажет, — задумчиво кивнул отрок. — Еще и Варфоломея с Остяем можно. Нет, Варфоломей на страже уже… Ну тогда пожди чуть. Иване, я скоро.
Быстро натянув коротковатую кольчугу в пятнах коричневой ржавчины — так ведь за утро и не отчистил, — Лукьян прихватил сулицу и, быстро пробежавшись по друзьям, привел с собой еще двоих — круглоголового широкоплечего Барбаша и еще одного — щекастого, румяного да веснушчатого, про таких говорят — «рязанская рожа», впрочем, все они тут были рязанскими…
— Ну, пошли, что ли? — Иван кивнул ребятам, про себя отметив, что кольчуги-то и у остальных стражей оставляли желать лучшего. У Барбаша-то еще ничего себе, видно, что чинена да отчищена малость, а вот у щекастого Остея — ничуть не лучше, чем у Лукьяна.
— Татя держите, чтоб не убег, — Иван на ходу протянул парню веревку.
— Пусть только попробует! — хвастливо кивнул тот.
Воренок горестно вздохнул, показал на стоявшую в стороне от остальных баньку:
— Вона.
— Вона? — останавливаясь, переспросил Раничев. — А что-то там и не видать никого, а? Может, соврал ты, паря?
— Ну, ей-богу, не врал, кормилец! — бросился на колени тать. — Вон баня, тамоку они должны быть, там…
— Хорошо, — с угрозой кивнул Иван. — Пождем покуда.
Ждали долго, почти до вечера, Раничев уже отпустил Барбаша с Остеем, остался лишь один Лукьян. Сидели в баньке, прохаживались вдоль ручья, еще не замерзшего, журчащего черной холодной водою. Прождали тщетно.
— Что ж, — когда зазвонили к вечерне, пожал плечами Раничев. — Скажи-ка, Лукьян, что обычно с пойманными татями делают?
— Да на правеж сперва. Потом — бить кнутом да казнить али запродать в холопи, по вине смотря.
— Так и сделаем. Ты иди, Лукьяне, благодарствую за помощь. Авраама-писца увидишь?
— Да увижу. — Лукьян улыбнулся.
— Передашь, завтра его на постоялом дворе жду, после обедни пусть подойдет, ежели сможет.
— Гм… — Стражник замялся.
— Что такое? — вскинул глаза Иван.
— Навряд ли завтра сможет Авраам, — качнул головой Лукьян. — По всему ополчению с проверкою ходит — седни у нас вот был — записывает, у кого какое оружье да красиво ли, не ржаво ль, ново.
Раничев хохотнул:
— Ну то дело нужное. Прощай, Лукьяне.
— Инда, пойду. На стражу сеночь. Хорошо хоть, не в дождь. Морозец, правда, так у меня подкафтанье теплое. — Отрок улыбнулся, кивнул на татя: — А с этим что?
— С этим? — Иван недобро взглянул на съежившегося, словно пичуга, мальца. — А с этим я уж займусь, ты об том не печалься, Лукьяне.
Простившись, молодой ополченец подхватил прислоненную к бане сулицу и быстро пошел вдоль ручья к землянкам. Воренок попытался было сбежать, дернулся — да не тут-то было. Раничев задумчиво посмотрел на него:
— Есть в какой-то земле обычай — руки ворам отрубать. Хороший обычай, а?
Малец, громко завыв, бросился на землю, выставив вперед руки:
— Убей, убей, да! А то все пугаешь, устал я уже бояться, ну убей, убей же! — Повысив голос до истеричного крика, воренок резко разорвал на груди рубаху: — Убей, гад! Убей!
Подойдя ближе, Иван отвесил ему пару звонких оплеух. Успокоил. Воренок тихонько заскулил, однако кричать уже не осмеливался, лишь зыркал исподлобья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17