Золотой, с круглым, граненным по краям, изумрудом, тайну которого и нужно было узнать у Абу Ахмета. Или — есть кто-то еще посвященный? Может, и есть. Только найти его еще труднее. Хорошо хоть известен Абу Ахмет. А Евдоксю… В случае, если все пройдет, как и задумано, Евдоксю можно будет забрать с собой! Можно? Нужно! Там уж всяко удастся паспорт выправить — слава богу, не сталинские времена.
Раничев улыбнулся. А и в самом деле — хорошо будет!
— Ты чего тут вынюхиваешь, шпынь?
Погруженный в размышления Иван и не заметил, как стемнело. Он стоял один-одинешенек под мелким дождем, на сожженной пустоши, на приличном отдалении от срубов. А сзади к нему подошли двое. И еще пара хоронилась в отдалении за кустами. Раничев оглянулся, положив ладонь на рукоять кинжала. Смешное оружие — что кинжал против четверых, вооруженных… ну да — дубинами. Двое подходивших к нему были чем-то похожи: оба кудлатобороды, приземисты, в одинаковых суконных шапках безо всякого меха, в простых кафтанцах с прорехами, в подвязанных лыком поверх онучей подошвах. Голь-шмоль перекатная. Тати! Бежать? Догонят, да не побежишь особо по грязи-то. Сражаться? Ну удастся заколоть одного-двух, вряд ли больше… Выход один — напугать! Главное, понаглее, побесстыднее…
Иван подбоченился, взглянул строго:
— Эй, вы двое! Почто шапки не сымаете? Аль давно не пороты? Так ужо, сейчас… — Он неожиданно посмотрел куда-то в сторону и свистнул. — Эй, Макарка, Титко, мать-перемать. Да где вас черти носят? Тати ночные посовсем обнахалели, шапки не сымают, в поруб их да кнута!
Услыхав такое, мужики озадаченно переглянулись и попятились.
— Куда?! — строго рыкнул на них Раничев. — Кто таковы будете?
— Ты не серчай, батюшка, — оглядываясь, залопотали тати.
Краем глаза Иван приметил, что тех двоих, что скрывались за кустами, давно уж простыл и след.
— Мы Колбяты Собакина люди, — один из мужиков наконец снял шапку и поклонился. То же самое, зыркая вокруг глазами, проделал и второй.
— Колбяты Собакина? — переспросил Раничев. — Знаю такого, боярин справный. Друг мой. — Оглянувшись, Иван махнул рукой: — Эй, робята, то знакомцы, ждите, поскорости подойду к вам. — Обернулся к мужикам, сверкнул очами: — А почто ж вас Колбята на ночь глядя в город отправил?
Мужики явно замялись. Раничев про себя усмехнулся. Еще бы не замяться, поди, отправил их сам Колбята на лихой промысел — хватать одиноких путников да верстать в холопы, людей-то после нашествия мало осталось. Да и мужички — те еще душегубцы, судя по виду. Кого и приведут к боярину, а кого и… Интересно, как это усадьбу боярскую гулямы не пожгли? А, да ведь Аксен-то… Поди, не дал запропасть добру-то, хоть и не особо чествовал батюшку. Ну да не вечен Колбята, помрет — все Аксену достанется, больше-то сынов нет. Ну Колбята, Колбята, борода многогрешная, по-прежнему людоимством промышляешь, как и в старые времена, ну а сейчас-то, в безлюдье, и подавно.
— По здорову ль Аксен Колбятыч? — ехидно осведомился Иван.
Мужики покачали головами:
— Нетути Аксена, давно уж не приезжал. Боярин-то с ним не очень…
— Знаю, что не очень, — кивнул Раничев, зыркнул на мужиков: — Али бросить вас в поруб?
Те попадали на колени:
— Что ты, что ты, батюшка!
— Аль отпустить? — Иван сделал вид, что задумался, потом махнул рукой: — А, пес с вами, проваливайте. Поклон боярину передайте.
— От кого поклон-то, родимец? — на бегу оглянулся один.
— От ку… — Раничев запнулся. И вправду — от кого? Хотел поначалу брякнуть, что от купца такого-то, да вовремя вспомнил, что нету у купцов таких прав — хватать кого ни попадя да тащить в поруб. Пока что напуганы мужики, а вдруг о чем догадаются? Тогда что? Бежать аль кинжалом? — От сотника Гермогена, — сообразил наконец Иван. — Что со стражами волею князя Олега Иваныча для пригляду в Угрюмов-град послан.
Мужики остановились в отдалении, еще раз поклонились до самой земли и исчезли в синем мареве ночи.
Хотя, конечно, никакая еще и не ночь была — вечер. Просто стемнело быстро, чай осень, да и непогодь, эвон, дождище-то, так и моросит, так и сыплет, уж скорей бы, право, морозец. Надоели уже и сырость, и грязища. Однако надо бы что-то думать насчет ночлега, да и поесть бы не худо. Неужто корчмы никакой в городе нет или двора постоялого? Уж никак не может не быть, вот только где теперь найдешь-то? У татей надо было спросить, да вот догадался поздно.
— Эй, человече! — пройдя несколько десятков шагов по направлению к недостроенным городским воротам, Раничев увидал стражника. Надо же, и где ж ты раньше-то был? В проржавевшей кольчужице, укрывшись от дождя коротеньким серым плащиком, в шишаке с отломанным флажком-еловцем, страж представлял собой жалкое зрелище. И как только такого взяли в дружину? Ха! Иван хлопнул себя по лбу. В какую там дружину? Откуда она здесь? Ополченец, может, даже и холоп чей-нибудь али закуп — вот и несет службишку. Ух, и погодка же!
Стражник обернулся на крик, на всякий случай воинственно выпятив вперед короткое копье-сулицу. Дождавшись, когда одинокий путник подойдет ближе, спросил грозно:
— Кто таков будешь?
— Иван Козолуп, — еле сдерживая смех, отрекомендовался Раничев. — Звенигородца Козолупа Кузьмина сын, компаньон купецкий.
— Кто? — удивленно переспросил воин, с виду — совсем еще мальчишка, узколицый, губастый, худой, правда — высок, верней сказать — длинен.
— Купчишка, —
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17