Вы признаны здоровым, а следовательно, вы ответственны перед законом. Вы что, настаиваете на вторичной судмедэкспертизе?
Дормидон Исаакович вспомнил, что его действительно возили в психиатрическую больницу. Дюжий врач с красными глазами кролика просмотрел его документы, радостно заулыбался и сказал:
– Здравствуй, Гоша. Ты у нас старый знакомый. Ну, как? Пьешь по-прежнему?
– Что вы имеете в виду? – начал было профессор.
– Ничего, ничего, – успокоил его врач. – Мы тебя все любим. Крокодильчики зеленые по рубашке бегают, знаю. Только не стряхивай их мне на стол. Все, Гоша, все. От 62-й никуда не денешься, самосвал-то угнал по-пьяне. Будешь лечиться, не переживай. Ну поглотаешь антабус – тебя не убудет. Вон, какой здоровый. Привет теще.
Врач дохнул на профессора перегаром и конвой увез его обратно в тюрьму. Значит, это была экспертиза? Кто бы мог подумать!
– Я хотел бы пояснить… – начал было профессор, но его прервали.
– Суд не нуждается в ваших пояснениях. У суда нет оснований не доверять мнению экспертов. Вы признаны здоровым психически. Хронический алкоголизм не является причиной для признания вас недееспособным.
Профессор взглянул, наконец, на судей. Председатель, толстая дама с заметными усиками, брезгливо листала толстый том его дела. Народные заседатели, что с удивлением отметил профессор, были ему знакомы. Справа сидела заведующая кулинарным магазином, профессор часто заказывал ей пельмени ручной лепки, слева длинной жердью торчал начальник АХО их института, который нынче именовался главным менеджером Начальник, а не институт

.
– Но я же не тот, – взвыл профессор, – я не Гоша. Я Дормидон Исаакович. Я доказать это могу. Вот вы, Глафира Степановна, я у вас пельмени часто заказывал, в вашем кулинарном отделе. И вы, Федор Спиридонович. Вы же в моем институте работаете, я у вас третий месяц не могу добиться поставки приставки принтерной к «пентику», хотя заявка подписана академиком. У меня отдел из-за ваших проволочек простаивает.
В зале повисла гробовая тишина. У нерадивого хозяйственника отвисла челюсть, дородная блондинка Глафира Степановна уставилась на профессора с подозрением, председательша ущипнула себя за правый ус и вопросительно покосилась на своих коллег. Для этого ей пришлось, как волку, повернуться всем туловищем сперва влево, а потом вправо.
– И вовсе не мой отдел, а московский склад задерживает отправку вашего принтера… – начал было начальник АХО.
– У меня много кто пельмени заказывает!.. – скандально заявила Глафира.
Они сказали все это одновременно, сконфужено покосились друг на друга, и уставились на скамью подсудимых. Здоровенный, весь обросший черной шерстью, из-под которой выглядывали многочисленные наколки, детина совсем не походил на благообразного, чистенького, худенького Дормидона Исааковича, которого они в этот момент вспомнили.
Тишину разрядила председательствующая дама. Она как раз неудачно выщипнула проволочный волосок с губы, наморщилась и сказала звучным контральто:
– Сейчас же прекратите. Вы что это себе думаете?! Вы где находитесь?!
Наведя порядок, она быстренько оштрафовала профессора за неуважение к суду и продолжила накатанную процедуру. Были зачитаны необходимые протоколы, оглашены признания, сделанные у следователя, показаны фотографии ДТП (дорожно-транспортного происшествия), зачитаны документы патологоанатомической экспертизы тела Д. И. Брикмана, из которых следовало, что профессор скончался, не приходя в сознание, от многочисленных черепно-мозговых травм и что перелом ключицы и проникающее ранение ребра никакого отношения к летальному исходу не имеют.
Профессора в это время опять схватил живот и он плохо различал скороговорку председателя. И, когда по ходу судебного заседания, усатая дама спросила его что-то, он сказал громко и раздраженно:
– В туалет хочу!
– Что? – не поняла, выбитая из канцелярской колеи, председательша.
– В туалет… Живот болит очень.
– Да вы что! Не можете потерпеть до перерыва? Вас еще раз надо оштрафовать, как хулигана. Безобразник!
Дама задохнулась и уцепилась накрашенными ногтями за щетину на губе. Профессор упрямо пробубнил:
– В туалет хочу.
– Да выведите его, наконец, этого хулигана. Конвой, что вы смотрите, как подсудимый издевается над судом? Нет, так работать невозможно. Перерыв на десять минут!
Две дамы и возвышающийся над ними хозяйственник удалились в заседательскую, откуда вкусно запахло хорошим кофе. Конвойные, поправив пистолеты и пряча улыбку, отвели нетерпеливого подсудимого по дощатому коридорчику в судебный туалет. (В суде было два туалета: один, куда сейчас вошел профессор, для народа и второй – для народных избранников: судей, секретарей, заседателей, судебных исполнителей.)
Профессор видел в своей жизни не так уж много общественных туалетов. Туалеты институтов, исполкомов, райкомов и иных – омов не вызывали у него особо приятных ощущений, но и ностальгию по домашнему, уютному не будили. Туалеты вокзалов и аэропортов профессор старался избегать. В течении всей своей жизни он стремился стать депутатом именно для того, чтоб пользоваться в командировках комфортными депутатскими ватерклозетами и залами ожидания. Правда, он сам этого не осознавал, он искренне думал, что хочет приносить пользу совмещая научную деятельность с общественной.
Появление платных туалетов сперва его обрадовало, но потом ввергло в скепсис. Он подсчитал средний заработок владельцев туалетов на Белорусском вокзале, где по закону они должны функционировать бесплатно, как в ресторанах или гостиницах, и был потрясен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98