ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
что в Новегороде учинилось? Скажут лазутчики: учинилось добро – повинное челобитье писали, пришел боярин, нового воеводу в съезжую посадил для разных дел, а никого не обидел. Давай отворим ворота и боярина призовем во Псков.
– Никон, что ли, тебя научал? – спросил недоверчиво Хованский.
– Я, боярин, привычен своим умом жить! – вспыхнул Ордин-Нащекин. – Я тебе ранее сказывал, где войско держать подо Псковом, а ныне дворянам то же скажу, и она нам помешки чинить не станут, к стенам допустят…
– По плечу ли холопишке экое дело – сердцами заводчиков завладеть? – усумнился Хованский.
– Не он станет сердцами владать, боярин, мы станем. Он лишь письма свезет. Человек сей верен. Там у него отец. Заводчика Прошку Козу он знает. С моим человеком верным, подьячим Захаркой, знаком, – пояснил окольничий. – Боярин Илья Данилыч на промысел надо Псковом его обещал во дворяне возвесть – разорвется холоп ради чести.
– Из холопов дворян деять?! – воскликнул Хованский. – Много берет на себя кум Илья Данилыч! Эдакий дворянин, глядишь, на дворянской девице женится, а через два колена внуки станут себя от князя Рюрика почитать!.. С тобой холоп?
– Коней у двора бережет, – сказал Афанасий.
Первушку призвали в дом.
Войдя в покой, он помолился на образ, прежде чем отдал поклон боярину. Хованский разглядывал его, пока он крестился.
– Во дворяне лезешь, холоп? – резко спросил он.
– Государю служу по силе, боярин. Чего заслужу, тем пожалует, – отвечал Первой.
– Как же ты к ворам пойдешь? Головы не снесешь!
– Наше дело – куды укажут, туды идти. А башки что жалеть – не боярская голова: холопий кочан и срубят – иных много!
– Ты сметлив, – довольно сказал Хованский.
– Чем бог послал, – скромно отозвался Первушка.
– Иди. Как надобен будешь – скличу, – сказал Хованский.
– Сей в дворяне влезет! – признал он задумчиво, когда вышел Первушка, и добавил: – Что же, раз государь указал – оно и закон: будем сидеть в Новегороде, волховску семгу ясти да письма к ворам слать.
Глава двадцать третья
1
Конюхи и боярские слуги зубоскалили у дворцовых ворот, ожидая выхода бояр из Думы, которая нынче слишком засиделась.
Боярские холопы поддразнивали и подзадоривали друг друга, тихонько перебранивались, и по их перебранке было легко узнать о вражде или дружбе самих бояр.
Слуги Морозова и Милославского нападали на слуг Романова, слуги Черкасского не давали спуска холопам Милославского и Пронского. Шла грызня, в которую ввязывались люди Михаилы Волошенинова, Трубецкого и других бояр.
Драки между холопами случались не раз у дворцовых ворот, в то время как сами бояре сидели в Боярской думе с царем, хотя за тем, чтобы не было свары, и следила дворцовая стража и стремянные стрельцы, стоявшие у дворца в карауле.
Но в этот день не было шума среди холопов – они сами проголодались и распарились на припеке майского солнышка, ожидая окончания Думы и выхода из дворца господ. Заждавшиеся кони рыли копытами землю и тихо ржали. Их тоже замучил зной и раздражали мухи. Кто-нибудь из холопов то и дело, заслонив ладонью глаза от солнца, вглядывался в белизну дорожки, ведущей к воротам. И вдруг молодой холоп царского тестя крикнул:
– Идут!
С дворцового крыльца, шагая через ступеньку, быстро вышел во двор дядя царя, боярин Никита Иванович Романов, и направился к воротам.
– Воевода ярыжного приказа скачет! – бормотнул один из морозовских челядинцев, уверенный в том, что теперь не сможет никто огрызнуться, когда выходят бояре.
И все конюхи и боярские слуги вдруг встрепенулись, оправляя седла и богатые чепраки на конях, ожидая, что вслед за Романовым выйдут и все остальные.
– Татарин бежит! – озорно крикнул кто-то из толпы холопов.
Слуги боярина князя Черкасского взяли коней под уздцы.
Романов, высокий и коренастый, прямой, несмотря на старость, с широкой и длинной седой бородой, быстро шагал к воротам. Полы лиловой ферязи развевал ветер. Романов шел распаленный гневом.
Князь Яков Черкасский едва поспевал за ним, на ходу сняв шитую жемчугом тафью с потной маковки и вытирая платком блестящую лысину.
– Никита Иваныч, постой, постой! – окликнул Черкасский.
Романов, не останавливаясь, махнул рукой и выскочил за ворота.
– Воротись, государя гневишь! – догнав его, тихо сказал князь Яков.
– Правды не уступлю, хоть государь прогневится, – громко ответил Романов.
Конюхи подвели им коней. Старый слуга поддержал стремя Романову. Черкасский же ловким кошачьим прыжком опередил всякую помощь.
Пестрые однорядки боярских холопов взметнулись над спинами крепких коней. Застучали копыта по бревенчатой мостовой, и оба боярина, окруженные слугами, быстро поскакали от царского дворца.
Оба вельможи, Романов и Черкасский, скакали рядом друг с другом, а холопы их ехали впереди, далеко по сторонам и позади их, разгоняя народ и давая возможность им говорить свободно. Но Романов молчал. Широкие ноздри его раздувались.
Романов был распален недаром: в Боярской думе в тот день обсуждали, что делать с восставшим Псковом, который упорно держался два с половиной месяца и не хотел сдаваться. Боярин Борис Морозов с друзьями настаивал на том, чтобы послать против Пскова больших бояр со многими ратными людьми и взять город силой. Они предлагали отправить Михайлу Петровича Пронского и Алексея Никитича Трубецкого с войском в пять или шесть тысяч человек и задавить мятеж, не считаясь с кровью.
Первым же против пролития крови высказался боярин Никита Романов.
– Брать приступом свой же город будет зазорно от турков, от немцев и ляхов, – сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240
– Никон, что ли, тебя научал? – спросил недоверчиво Хованский.
– Я, боярин, привычен своим умом жить! – вспыхнул Ордин-Нащекин. – Я тебе ранее сказывал, где войско держать подо Псковом, а ныне дворянам то же скажу, и она нам помешки чинить не станут, к стенам допустят…
– По плечу ли холопишке экое дело – сердцами заводчиков завладеть? – усумнился Хованский.
– Не он станет сердцами владать, боярин, мы станем. Он лишь письма свезет. Человек сей верен. Там у него отец. Заводчика Прошку Козу он знает. С моим человеком верным, подьячим Захаркой, знаком, – пояснил окольничий. – Боярин Илья Данилыч на промысел надо Псковом его обещал во дворяне возвесть – разорвется холоп ради чести.
– Из холопов дворян деять?! – воскликнул Хованский. – Много берет на себя кум Илья Данилыч! Эдакий дворянин, глядишь, на дворянской девице женится, а через два колена внуки станут себя от князя Рюрика почитать!.. С тобой холоп?
– Коней у двора бережет, – сказал Афанасий.
Первушку призвали в дом.
Войдя в покой, он помолился на образ, прежде чем отдал поклон боярину. Хованский разглядывал его, пока он крестился.
– Во дворяне лезешь, холоп? – резко спросил он.
– Государю служу по силе, боярин. Чего заслужу, тем пожалует, – отвечал Первой.
– Как же ты к ворам пойдешь? Головы не снесешь!
– Наше дело – куды укажут, туды идти. А башки что жалеть – не боярская голова: холопий кочан и срубят – иных много!
– Ты сметлив, – довольно сказал Хованский.
– Чем бог послал, – скромно отозвался Первушка.
– Иди. Как надобен будешь – скличу, – сказал Хованский.
– Сей в дворяне влезет! – признал он задумчиво, когда вышел Первушка, и добавил: – Что же, раз государь указал – оно и закон: будем сидеть в Новегороде, волховску семгу ясти да письма к ворам слать.
Глава двадцать третья
1
Конюхи и боярские слуги зубоскалили у дворцовых ворот, ожидая выхода бояр из Думы, которая нынче слишком засиделась.
Боярские холопы поддразнивали и подзадоривали друг друга, тихонько перебранивались, и по их перебранке было легко узнать о вражде или дружбе самих бояр.
Слуги Морозова и Милославского нападали на слуг Романова, слуги Черкасского не давали спуска холопам Милославского и Пронского. Шла грызня, в которую ввязывались люди Михаилы Волошенинова, Трубецкого и других бояр.
Драки между холопами случались не раз у дворцовых ворот, в то время как сами бояре сидели в Боярской думе с царем, хотя за тем, чтобы не было свары, и следила дворцовая стража и стремянные стрельцы, стоявшие у дворца в карауле.
Но в этот день не было шума среди холопов – они сами проголодались и распарились на припеке майского солнышка, ожидая окончания Думы и выхода из дворца господ. Заждавшиеся кони рыли копытами землю и тихо ржали. Их тоже замучил зной и раздражали мухи. Кто-нибудь из холопов то и дело, заслонив ладонью глаза от солнца, вглядывался в белизну дорожки, ведущей к воротам. И вдруг молодой холоп царского тестя крикнул:
– Идут!
С дворцового крыльца, шагая через ступеньку, быстро вышел во двор дядя царя, боярин Никита Иванович Романов, и направился к воротам.
– Воевода ярыжного приказа скачет! – бормотнул один из морозовских челядинцев, уверенный в том, что теперь не сможет никто огрызнуться, когда выходят бояре.
И все конюхи и боярские слуги вдруг встрепенулись, оправляя седла и богатые чепраки на конях, ожидая, что вслед за Романовым выйдут и все остальные.
– Татарин бежит! – озорно крикнул кто-то из толпы холопов.
Слуги боярина князя Черкасского взяли коней под уздцы.
Романов, высокий и коренастый, прямой, несмотря на старость, с широкой и длинной седой бородой, быстро шагал к воротам. Полы лиловой ферязи развевал ветер. Романов шел распаленный гневом.
Князь Яков Черкасский едва поспевал за ним, на ходу сняв шитую жемчугом тафью с потной маковки и вытирая платком блестящую лысину.
– Никита Иваныч, постой, постой! – окликнул Черкасский.
Романов, не останавливаясь, махнул рукой и выскочил за ворота.
– Воротись, государя гневишь! – догнав его, тихо сказал князь Яков.
– Правды не уступлю, хоть государь прогневится, – громко ответил Романов.
Конюхи подвели им коней. Старый слуга поддержал стремя Романову. Черкасский же ловким кошачьим прыжком опередил всякую помощь.
Пестрые однорядки боярских холопов взметнулись над спинами крепких коней. Застучали копыта по бревенчатой мостовой, и оба боярина, окруженные слугами, быстро поскакали от царского дворца.
Оба вельможи, Романов и Черкасский, скакали рядом друг с другом, а холопы их ехали впереди, далеко по сторонам и позади их, разгоняя народ и давая возможность им говорить свободно. Но Романов молчал. Широкие ноздри его раздувались.
Романов был распален недаром: в Боярской думе в тот день обсуждали, что делать с восставшим Псковом, который упорно держался два с половиной месяца и не хотел сдаваться. Боярин Борис Морозов с друзьями настаивал на том, чтобы послать против Пскова больших бояр со многими ратными людьми и взять город силой. Они предлагали отправить Михайлу Петровича Пронского и Алексея Никитича Трубецкого с войском в пять или шесть тысяч человек и задавить мятеж, не считаясь с кровью.
Первым же против пролития крови высказался боярин Никита Романов.
– Брать приступом свой же город будет зазорно от турков, от немцев и ляхов, – сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240