– Не то пойдут, как с Богданом Хмельницким против польской-то шляхты Не то пойдут, как с Богданом Хмельницким против польской-то шляхты. – Хмельницкий Богдан Михайлович (ок. 1595–1657), гетман Украины, полководец. Здесь имеется в виду народное восстание, вспыхнувшее в январе 1648 г. в Сечи под руководством Хмельницкого и положившее начало освободительной войне украинского народа. В мае 1648 г. Хмельницкий дважды (близ Желтых Вод и под Корсунем) разбил польские войска.

… Экое море, гляди, разбушуется, и в год не уймешь!
– По ухватке видать – Гаврилка и метит в Богданы: города и уезды чает поднять на дворян. Тут такое пойдет, что Болотникова Ивашку припомним. Тогда и в Москве бояре натерпятся страху.
– Им из Москвы далече: на Ивана Великого влезут, глядят – не видать. Стало, мыслят, и нет ничего, дескать, уладим! Ты, мол, боярин, под стены пришел, стой болваном. Попы приедут – уймут!.. – возмущался Хованский. – То холопья боярские, то попы бунтовщиков унимают, а боярин Хованский с целою ратью невесть для чего пришел!.. Срамно мне, Афанасий Лаврентьич! А все ты, все ты меня зазывал! Мол, Гаврилки-Томилки сидеть на коне не могут и саблю, вишь, на смех берут. Ан на деле-то их бояре страшатся. Нам бы их, как клопов на стене, пальцем мять, а к ним Земский собор архиереев в послах посылает… Ты, мол, боярин, им шапку скинь, поклонись! Такой срамотищи во веки веков не бывало…
– Да я, боярин… – начал Ордин-Нащекин.
– Бя-бя-бя!.. – перебил со злостью Хованский. – «Туды в монастырь войска, сюды в монастырь войска, посередке дорожки поставим острожки…» Эх ты!.. Вот тебе и в три дня задавили!.. Хвастун! Кабы не ты, я бы сраму такого не знал, сидел бы в Москве, честный род не порочил…
– Слышь, боярин, я на медведя ходить горазд. Страсть каков я охоч до медвежьей забавы. В берлогу не лазил, а в жизни своей двадцать двух медведей заколол. Что зима, то медведь либо два! – сказал вдруг окольничий.
– Ты к чему?
– Он сам из берлоги вылазит да на рогатину брюхом… Пропорется и без хлопот – из берлоги тащить не надо…
– Мыслишь, сами полезут? – с надеждой спросил боярин.
– Есть у меня человек надежен. Во Псков пошлю его назад воротиться. В стенах и еще есть люди: в Земской избе у заводчиков свой человек – дворянин Иван Чиркин; дворяне, из больших посадских верные люди, владыка Макарий…
– Постой, – перебил боярин, – а когда бы нам стало ведомо, что псковитяне ладят с Литвой сговориться, как ты мыслишь, нам лезти б тогда на стены?
– Такому, боярин, и быть невозможно! – воскликнул Ордин-Нащекин. – Сколь ни мутятся, а ныне случись, что литва или шведы нагрянут, то Псков их не впустит: старух и детей на стены поставят. Покуда всех не побьют, станут биться…
– Ну-ну, не в обиду тебе слово молвил про город ваш… – спохватился боярин. – А заводчики мятежу, те в Литву могут письма писать? Хоть Гаврила Демидов, да Мишка, да… как его там…
– Мыслю, боярин, и те не могут, – возразил дворянин.
– А коли нынче нам скажет лазутчик, что Гаврила Демидов письмо писал за рубеж об приходе литовского войска, как мыслишь – тогда добывати нам стен? – выпытывал у дворянина Хованский.
– Тогда добывать, боярин, и нечего ждать из Москвы указа, – сдался Ордин-Нащекин. – Надо тогда поспешать, пока изменщики не поспели в стены литовское войско впустить.
– И я так-то мыслю. Зови своего лазутчика, – с живостью заключил Хованский.

4

Рано утром, объехав все городские ворота и разузнав, что творилось ночью и на рассвете вокруг города, Гаврила возвращался домой, чтобы хоть ненадолго остаться наедине с собою самим. Он знал, что дела Всегородней избы опять не дадут ему ни минуты покоя: с утра пойдут крики и споры, укоры за самочинную посылку стрельцов и оружья на помощь крестьянам, допрос двоих перебежчиков, пойманных ночью, когда хотели они спуститься за городскую стену, слезы стрельчих, овдовевших за эту ночь, когда трое стрельцов погибли в разведке…
У ворот своего дома он кинул сынишке повод коня и взошел на крыльцо. В дверях столкнулся с женой, обнял ее, взял на руки дочку, провел рукой по льняным волосенкам двух средних детей, заметил, что на столе против места, где он постоянно сидел, лежит ложка, подумал: «Все ждут каждый раз, что приду, чай, голодом терпят, а есть не садятся». Он снова молча обнял жену. Вошел сынишка. Жена, смутясь, отстранилась от ласки мужа…
– Блины горячи даю, садитесь, – засуетившись, сказала она.
– Умыться бы! – попросил Гаврила.
Уже начиналась жара. Медвяный запах золотых одуванчиков дышал во дворе. Скинув рубаху, хлебник вышел к колодцу. Сын качнул коромысло, повиснув на нем всей тяжестью тельца, подпрыгнув, снова повис, еще и еще, и вдруг ледяная струя окатила разом всю спину хлебника, голову, руки, шею… Фыркая и покрякивая, наслаждался Гаврила прохладной водой, блеском росинок в траве, мирным хрюканьем поросят у корытца и веселым кудахтаньем кур…
Жена стояла уже с полотенцем среди двора. Он с удовольствием растер жесткой холстиной шею и грудь…
– Извелся! Погляди на себя – и щеки ввалились, и бел, как мертвец… Да кушай-ка, кушай горячих! – проговорила жена за столом, словно желая ему возместить в это утро все силы, потраченные за много недель.
Ему не хотелось есть, но, чтобы доставить ей малую радость, он, густо полив сметаной, усердно откусывал свернутый трубкой блин за блином…
– Поспишь? Чай, ночь ведь не спал? – заботливо спросила она.
– Посплю, – согласился хлебник.
Он знал, что сон не придет, но молчание и тишина – было все, за чем он приехал.
Он лег. С улицы брякнул ставень, и полумрак опустился в комнате…
Гаврила закрыл глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240