ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Сколь народу казнит! Я не смерти страшусь – перед богом страшусь ответа. Помирать хочу с легкой душой… Кровь людскую сберечь…
Гаврила взглянул на Мошницына.
– Ты б раньше, Михайла, со мной дружил! – ответил хлебник. – Ныне-то поздно! «Слуги господни» налезли. Теперь конец…
– Ты был на Рыбницкой? Нет? То и толкуешь! Народ отказ дал креста целовать! Ударим сполох, Левонтьич! Чаю, сейчас попы станут звать на Соборную площадь, а мы во сполох на Рыбницкой грянем!.. – задорно, молодо и горячо звал Михайла.
– Кто с тобой в мысли?
– Сколь было на Рыбницкой – все.
– А Томилка? – угрюмо спросил Гаврила.
– Не ведаю, где схоронился.
– Обидел я друга. Насмерть обидел поклепом, и чем искупить – не знаю… Ну, а поп Яков, Прохор Коза?
– Я чаю, прибегут на сполох. Найдутся.
Гаврила обнял жену:
– Прощай-ка, Параша! Слышь, надо, голубка!.. Прощай, сынок!..
Сын и жена оба молча, не смея вымолвить слова, подставили губы для поцелуя.
Хлебник натянул на широкие плечи кафтан, повернулся в угол и помолился. Жена и сын испуганно закрестились, уставившись в тот же угол ожидающим взглядом.
Младшие всхлипнули и заморгали, готовые заплакать, испуганные внезапной сменой общего настроения.
Все присели в молчании, как перед дальней дорогой.
– Пошли! – произнес Гаврила, вставая.
– Прасковья Ильинишна, меня не кори, что увел его из дому, – надо! – сказал напоследок кузнец.
Она перекрестила Гаврилу, еще раз прощаясь с ним на крыльце. Кузнец скинул шапку и подошел к ней.
– Благослови-ка меня уж… хозяйки-то нет у меня, – сказал он.
Дрожащей рукой жена хлебника перекрестила и кузнеца, поцеловала его, по обычаю, в лоб и долго глядела по улице от ворот, как уходили они по направлению к Рыбницкой площади…
Вдоль всей улицы горожане высовывались из окон и, шепчась, глядели им вслед. Рознь между земскими старостами давно уже перестала быть тайной, и теперь с любопытством и удивлением видели все, как дружески, вполголоса обсуждая какое-то важное дело, идут они к Земской избе.
Гулкий колокол Троицкого собора бухнул над городом и стал посылать удар за ударом, сзывая народ для новой беседы. Приказный, посадский торговый и ремесленный люд, служилые люди и духовенство – все потянулись на медный зов. Сильный звук его, чинный, спокойный, делал мерной, торжественной поступь идущих, как вдруг, перебивая его, резким, прерывистым, лающим криком ворвался в размеренные тяжелые удары знакомый тревожный голос сполоха… Он рявкнул раз, два и три и вдруг залился сплошным завыванием. Тогда вдруг все сотни народа на миг задержались на улицах, словно не веря себе, прислушались, переглянулись, и вся степенность пропала: пустились, размахивая руками, локтями, побежали, толкаясь и обгоняя друг друга…
А на Троицкой площади у собора, с которого мерно гудел гулкий благовест, растерянно собралась небольшая кучка попов и приказных, и Рафаил исступленно кричал в лицо земским старостам Русинову и Устинову:
– Вор гилевщик Гаврилка вас гнул в турий рог, на пытку таскал да палил огнем, а вы устрашились заводчиков пущих унять! Сполох в городу допустили!.. Новый мятеж учинится, и вам быть в ответе, и вас государь не помилует, воры!..
Русинов и Устинов стояли молча, потупясь.
4
Народ послал Гаврилу Демидова, Михайлу и Прохора Козу во Всегороднюю избу сказать, что меньшие посадские и стрельцы новых приказов тогда поцелуют крест, когда Хованский уйдет от города вместе со всем войском и когда из крестоприводной записи будут исключены места о письмах к литовскому королю.
Русинов, Устинов и Неволя Сидоров поскакали тогда к Рафаилу.
– Владыко, – сказал Устинов, – лучше уговорить боярина. Страшимся, хуже не сталось бы над тобой и над нами, страдниками государевыми. Опять гиль заводят худые людишки с Гаврилкой.
– Пиши, владыко, боярину, чтобы ушел недалече от города, скрылся бы с глаз, а крест поцелуют, тогда б воротился, – сказал Русинов.
– Не мочно так, – возразил Рафаил, – купец и тот слово держит, а то и торгу не быть. И я слово дам, но уж не нарушу. Слово церкви святой – камень… Я письмо напишу, а ты повези.
Но Русинов боялся, что если Хованский ответит отказом, то псковичи обвинят новых старост в нежелании уговорить боярина, и потому он согласился поехать только с выборными молодших посадских.
Михайла Мошницын, Прохор Коза и мясник Леванисов собрались с Русиновым в Снетогорский монастырь.
– А что, коли нас там схватят? – сказал Мошницын, прощаясь с хлебником.
– Схватят вас, и не рады будут, – ответил Иванка, – побьем всех больших в городе. Рафаила в тюрьму посадим, а воевод и дворян убьем до смерти.
– Я сам расправу над ними возьму! – твердо сказал Гаврила.
И выборные поехали.
5
В гостевую келью Снетогорского монастыря вошел молодой монах, поклонился боярину.
– От владыки, боярин, – сказал он.
– Хвалился владыка ваш три дни назад все уладить, ан что же тут трапилось? Попал, знать, и сам во полон?! Нынче слышали снова бесовский трезвон по городу! – с насмешкой сказал Хованский. – Черны рясы надели, так, чаете, больно сильны!
– Не признал ты меня, боярин Иван Никитич, ан я не чернец! – сказал посланец владыки и ухмыльнулся.
– А кто ж ты гаков? – вглядевшись, спросил Хованский.
– Боярин мой Милославский меня посылал к тебе, а ты и во Псков меня слал. Я твой лазутчик Первушка, боярин и воевода.
– Первушка! – воскликнул Хованский. – Отписки исправно слал! Что в городу?
– Гиль и смута, боярин.
– Вот те владыка святой! – про себя проворчал Хованский.
– Боярин стоял, не сладил, – куды им унять! Там Гаврилка опять верховодит… – хотел подольститься Первушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240
Гаврила взглянул на Мошницына.
– Ты б раньше, Михайла, со мной дружил! – ответил хлебник. – Ныне-то поздно! «Слуги господни» налезли. Теперь конец…
– Ты был на Рыбницкой? Нет? То и толкуешь! Народ отказ дал креста целовать! Ударим сполох, Левонтьич! Чаю, сейчас попы станут звать на Соборную площадь, а мы во сполох на Рыбницкой грянем!.. – задорно, молодо и горячо звал Михайла.
– Кто с тобой в мысли?
– Сколь было на Рыбницкой – все.
– А Томилка? – угрюмо спросил Гаврила.
– Не ведаю, где схоронился.
– Обидел я друга. Насмерть обидел поклепом, и чем искупить – не знаю… Ну, а поп Яков, Прохор Коза?
– Я чаю, прибегут на сполох. Найдутся.
Гаврила обнял жену:
– Прощай-ка, Параша! Слышь, надо, голубка!.. Прощай, сынок!..
Сын и жена оба молча, не смея вымолвить слова, подставили губы для поцелуя.
Хлебник натянул на широкие плечи кафтан, повернулся в угол и помолился. Жена и сын испуганно закрестились, уставившись в тот же угол ожидающим взглядом.
Младшие всхлипнули и заморгали, готовые заплакать, испуганные внезапной сменой общего настроения.
Все присели в молчании, как перед дальней дорогой.
– Пошли! – произнес Гаврила, вставая.
– Прасковья Ильинишна, меня не кори, что увел его из дому, – надо! – сказал напоследок кузнец.
Она перекрестила Гаврилу, еще раз прощаясь с ним на крыльце. Кузнец скинул шапку и подошел к ней.
– Благослови-ка меня уж… хозяйки-то нет у меня, – сказал он.
Дрожащей рукой жена хлебника перекрестила и кузнеца, поцеловала его, по обычаю, в лоб и долго глядела по улице от ворот, как уходили они по направлению к Рыбницкой площади…
Вдоль всей улицы горожане высовывались из окон и, шепчась, глядели им вслед. Рознь между земскими старостами давно уже перестала быть тайной, и теперь с любопытством и удивлением видели все, как дружески, вполголоса обсуждая какое-то важное дело, идут они к Земской избе.
Гулкий колокол Троицкого собора бухнул над городом и стал посылать удар за ударом, сзывая народ для новой беседы. Приказный, посадский торговый и ремесленный люд, служилые люди и духовенство – все потянулись на медный зов. Сильный звук его, чинный, спокойный, делал мерной, торжественной поступь идущих, как вдруг, перебивая его, резким, прерывистым, лающим криком ворвался в размеренные тяжелые удары знакомый тревожный голос сполоха… Он рявкнул раз, два и три и вдруг залился сплошным завыванием. Тогда вдруг все сотни народа на миг задержались на улицах, словно не веря себе, прислушались, переглянулись, и вся степенность пропала: пустились, размахивая руками, локтями, побежали, толкаясь и обгоняя друг друга…
А на Троицкой площади у собора, с которого мерно гудел гулкий благовест, растерянно собралась небольшая кучка попов и приказных, и Рафаил исступленно кричал в лицо земским старостам Русинову и Устинову:
– Вор гилевщик Гаврилка вас гнул в турий рог, на пытку таскал да палил огнем, а вы устрашились заводчиков пущих унять! Сполох в городу допустили!.. Новый мятеж учинится, и вам быть в ответе, и вас государь не помилует, воры!..
Русинов и Устинов стояли молча, потупясь.
4
Народ послал Гаврилу Демидова, Михайлу и Прохора Козу во Всегороднюю избу сказать, что меньшие посадские и стрельцы новых приказов тогда поцелуют крест, когда Хованский уйдет от города вместе со всем войском и когда из крестоприводной записи будут исключены места о письмах к литовскому королю.
Русинов, Устинов и Неволя Сидоров поскакали тогда к Рафаилу.
– Владыко, – сказал Устинов, – лучше уговорить боярина. Страшимся, хуже не сталось бы над тобой и над нами, страдниками государевыми. Опять гиль заводят худые людишки с Гаврилкой.
– Пиши, владыко, боярину, чтобы ушел недалече от города, скрылся бы с глаз, а крест поцелуют, тогда б воротился, – сказал Русинов.
– Не мочно так, – возразил Рафаил, – купец и тот слово держит, а то и торгу не быть. И я слово дам, но уж не нарушу. Слово церкви святой – камень… Я письмо напишу, а ты повези.
Но Русинов боялся, что если Хованский ответит отказом, то псковичи обвинят новых старост в нежелании уговорить боярина, и потому он согласился поехать только с выборными молодших посадских.
Михайла Мошницын, Прохор Коза и мясник Леванисов собрались с Русиновым в Снетогорский монастырь.
– А что, коли нас там схватят? – сказал Мошницын, прощаясь с хлебником.
– Схватят вас, и не рады будут, – ответил Иванка, – побьем всех больших в городе. Рафаила в тюрьму посадим, а воевод и дворян убьем до смерти.
– Я сам расправу над ними возьму! – твердо сказал Гаврила.
И выборные поехали.
5
В гостевую келью Снетогорского монастыря вошел молодой монах, поклонился боярину.
– От владыки, боярин, – сказал он.
– Хвалился владыка ваш три дни назад все уладить, ан что же тут трапилось? Попал, знать, и сам во полон?! Нынче слышали снова бесовский трезвон по городу! – с насмешкой сказал Хованский. – Черны рясы надели, так, чаете, больно сильны!
– Не признал ты меня, боярин Иван Никитич, ан я не чернец! – сказал посланец владыки и ухмыльнулся.
– А кто ж ты гаков? – вглядевшись, спросил Хованский.
– Боярин мой Милославский меня посылал к тебе, а ты и во Псков меня слал. Я твой лазутчик Первушка, боярин и воевода.
– Первушка! – воскликнул Хованский. – Отписки исправно слал! Что в городу?
– Гиль и смута, боярин.
– Вот те владыка святой! – про себя проворчал Хованский.
– Боярин стоял, не сладил, – куды им унять! Там Гаврилка опять верховодит… – хотел подольститься Первушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240