ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
…царь издал указ, по которому англичан лишили всех прежних прав. – Русский рынок в 40-х гг. XVII в. был наводнен товарами иностранных купцов, в частности, английских, что вызывало недовольство торговых людей России. В связи с этим правительство царя Алексея Михайловича в 1649 г. издало указ о выдворении английских торговцев из России, использовав в качестве предлога казнь Карла I.
«…Да и потому вам, англичанам, в Московском государстве быть не довелось, – говорилось в указе, – что прежде торговали вы по государевым жалованным грамотам, которые даны вам по прошению государя вашего, английского Карлуса короля, для братской дружбы и любви, а теперь великому государю ведомо учинилось, что вы, англичане, всею землею учинили большое злое дело, отрубили голову вашему Карлусу королю, и потому в Московском государстве вам быть не довелось».
– Голова у тебя золотая, Федор Иваныч! – признал вслух воевода, когда прочел этот указ.
– Живем мужицким умишком, – с самодовольной скромностью подтвердил Федор. – Надо бы нам, Никифор Сергеич, с немцами ближе сойтись, – сказал он. – Пришла пора за заморский торг браться, надобе дело разведать – в какие страны какой товар ходок, да еще их обычаи. Без того нельзя, а немцы тех тайн без хмелю не выдадут. Немец тогда по душам откроется, когда его за свой стол усадишь.
– Что ты, что ты! Как немцев в город пускать! Город наш порубежный – разведают немцы войска, и стен, и снарядов!..
– Торговым людям какое дело стены разведывать! – возразил Федор. – А нам барыш будет. Мы от них торгу научимся, за море поплывем. Бог даст – воротимся, и воевода с заморским подарком будет…
Воевода больше не спорил…
И вот от чужеземных купцов дошел до Федора чудный слух, будто бы московские послы в Стокгольме «упословали» великое дело: возврат к русским землям плененных шведами городов – Ивань-города, Копорья, Орешка и их уездов.
Возврат этой украины давал Московскому государству выход в ближнее Немецкое море Немецкое море – Балтийское море.
. Федор давно уже мечтал о таком выходе: по всему приморью рассчитывал он раскинуть свои лавки и захватить в свои руки торг с иноземцами.
Ему мерещился иногда и во сне соленый простор широкого моря, полные товарами клети на берегах, пристани для иноземцев и даже – небывалое в русском торге – свои, Федора Емельянова, мореходные корабли, осененные стягами православной Российской державы, со вздутыми, как лебединые груди, белыми парусами, тяжело груженными трюмами и свежим запахом просмоленных канатов… Федору представлялось, как стал он владыкой морского торга и как заглох и оскудел далекий Архангельск, сдавшись перед ближними морскими портами…
Услышав про небывалый успех посольства, Федор бросил все свои сделки с немцами. Озабоченный и возбужденный, он принялся за дело. Чтобы откупить лучшие лавочные места в возвращенных шведами городах и захватить торг с заморскими странами, прежде чем схватятся другие торговые люди, нужны были сразу немалые деньги.
И Федор послал в тот же день тайных гонцов по своим владениям: он отменил скупку рыбы в Астрахани, отложил покупку мехов у башкир под Угрой, придержал деньги, назначенные для скупки меда и воска у помещиков, и отказался от половины юфти в Казани.
Спрошенный Федором воевода еще ничего не слыхал о возврате посольства, но обещал дать уведом тотчас, как только прослышит сам…
Еще недели две о послах не было слуха. Но вот в ранний утренний час от воеводы пришел молодой подьячий.
– Окольничий Никифор Сергеич велел сказать, что едут послы из Стекольны Так искаженно называли русские город Стокгольм.
, – сообщил он.
– Когда же будут к нам?
– Воевода уже пир затевает. С посадских сбирает деньги, – сказал приказный.
Федор отправился без промедления к воеводе.
– Едут, Никифор Сергеич? – спросил он.
И получив подтверждение вести, Федор выложил из кошеля столько червонцев, что все городские сборы вдруг стали песчинкой в море.
– Моя доля, – сказал Федор.
– Знатная доля! – воскликнул Собакин и хлопнул Федора по плечу. – С таким горожанином город не пропадет.
– На том стою, Никифор Сергеич! – ответил Емельянов. – Вся моя забота о том, чтобы город вознесся ко славе. Город родной человеку – родная мать.
– Чем же ты город вознесть хочешь? – спросил воевода, уже привычный к тому, что вслед за любым подарком от Емельянова следует просьба.
– Чем вознесть? – переспросил Емельянов. – Ни умом, ни богу угодной жизнью, ни подвигом ратным. К тому отцы духовные да мирской отец – воевода, а мы простые торговые мужики, – смиренно сказал он, – торгом и дышим…
– Чего ж ты хочешь? – прямо спросил Собакин.
– Да ты, Никифор Сергеич, отец, боярского роду, тебе мужицкие наши дела отколь ведать! – повторил Емельянов привычную лесть. Он прекрасно знал, что Собакины вовсе недавно вылезли из новгородских купцов. – Надобны мне великие послы, Никифор Сергеич, – выговорил наконец Федор. – Для большого торгового дела надобны. Отдай ты мне их. Хорошую цену дам!
– Что ты, что ты, Федор Иваныч, голубчик, – забормотал Собакин, – чего брешешь! Не жеребцы – великие послы государевы!
– Про то я ведаю, – успокоил Федор. – Завтра я тебе тесу, мелу да красок заморских пришлю, а ты Княжой двор учни поправлять – полы перестилать, да белить, да красить… И сукон цветных и голландских, тисненых обоев кожаных для лучших палат пришлю… И в твой дом также…
– Да кто же на рождество глядя такие дела творит? – удивился воевода.
– Ты скажи послам, что хотел к их приезду поспеть обновить покои, да не поспел, а как у тебя полы вынуты, а где изразцы из печей, а где обои посорваны, то не мочно тебе самому послов принять, а на монастырском-де подворье клопы да блохи, а есть, мол, в городе лучший дом большого торгового гостя Федора, и хозяин, мол, рад будет чести великих гостей принимать…
И, прикинув добрую цену – голландские обои, сукна, тертые краски и прочее добро, да и то, что сбережет деньги от расхода на посольское угощенье, воевода Собакин, по совету свей матери, «уступил» царских послов Емельянову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240
«…Да и потому вам, англичанам, в Московском государстве быть не довелось, – говорилось в указе, – что прежде торговали вы по государевым жалованным грамотам, которые даны вам по прошению государя вашего, английского Карлуса короля, для братской дружбы и любви, а теперь великому государю ведомо учинилось, что вы, англичане, всею землею учинили большое злое дело, отрубили голову вашему Карлусу королю, и потому в Московском государстве вам быть не довелось».
– Голова у тебя золотая, Федор Иваныч! – признал вслух воевода, когда прочел этот указ.
– Живем мужицким умишком, – с самодовольной скромностью подтвердил Федор. – Надо бы нам, Никифор Сергеич, с немцами ближе сойтись, – сказал он. – Пришла пора за заморский торг браться, надобе дело разведать – в какие страны какой товар ходок, да еще их обычаи. Без того нельзя, а немцы тех тайн без хмелю не выдадут. Немец тогда по душам откроется, когда его за свой стол усадишь.
– Что ты, что ты! Как немцев в город пускать! Город наш порубежный – разведают немцы войска, и стен, и снарядов!..
– Торговым людям какое дело стены разведывать! – возразил Федор. – А нам барыш будет. Мы от них торгу научимся, за море поплывем. Бог даст – воротимся, и воевода с заморским подарком будет…
Воевода больше не спорил…
И вот от чужеземных купцов дошел до Федора чудный слух, будто бы московские послы в Стокгольме «упословали» великое дело: возврат к русским землям плененных шведами городов – Ивань-города, Копорья, Орешка и их уездов.
Возврат этой украины давал Московскому государству выход в ближнее Немецкое море Немецкое море – Балтийское море.
. Федор давно уже мечтал о таком выходе: по всему приморью рассчитывал он раскинуть свои лавки и захватить в свои руки торг с иноземцами.
Ему мерещился иногда и во сне соленый простор широкого моря, полные товарами клети на берегах, пристани для иноземцев и даже – небывалое в русском торге – свои, Федора Емельянова, мореходные корабли, осененные стягами православной Российской державы, со вздутыми, как лебединые груди, белыми парусами, тяжело груженными трюмами и свежим запахом просмоленных канатов… Федору представлялось, как стал он владыкой морского торга и как заглох и оскудел далекий Архангельск, сдавшись перед ближними морскими портами…
Услышав про небывалый успех посольства, Федор бросил все свои сделки с немцами. Озабоченный и возбужденный, он принялся за дело. Чтобы откупить лучшие лавочные места в возвращенных шведами городах и захватить торг с заморскими странами, прежде чем схватятся другие торговые люди, нужны были сразу немалые деньги.
И Федор послал в тот же день тайных гонцов по своим владениям: он отменил скупку рыбы в Астрахани, отложил покупку мехов у башкир под Угрой, придержал деньги, назначенные для скупки меда и воска у помещиков, и отказался от половины юфти в Казани.
Спрошенный Федором воевода еще ничего не слыхал о возврате посольства, но обещал дать уведом тотчас, как только прослышит сам…
Еще недели две о послах не было слуха. Но вот в ранний утренний час от воеводы пришел молодой подьячий.
– Окольничий Никифор Сергеич велел сказать, что едут послы из Стекольны Так искаженно называли русские город Стокгольм.
, – сообщил он.
– Когда же будут к нам?
– Воевода уже пир затевает. С посадских сбирает деньги, – сказал приказный.
Федор отправился без промедления к воеводе.
– Едут, Никифор Сергеич? – спросил он.
И получив подтверждение вести, Федор выложил из кошеля столько червонцев, что все городские сборы вдруг стали песчинкой в море.
– Моя доля, – сказал Федор.
– Знатная доля! – воскликнул Собакин и хлопнул Федора по плечу. – С таким горожанином город не пропадет.
– На том стою, Никифор Сергеич! – ответил Емельянов. – Вся моя забота о том, чтобы город вознесся ко славе. Город родной человеку – родная мать.
– Чем же ты город вознесть хочешь? – спросил воевода, уже привычный к тому, что вслед за любым подарком от Емельянова следует просьба.
– Чем вознесть? – переспросил Емельянов. – Ни умом, ни богу угодной жизнью, ни подвигом ратным. К тому отцы духовные да мирской отец – воевода, а мы простые торговые мужики, – смиренно сказал он, – торгом и дышим…
– Чего ж ты хочешь? – прямо спросил Собакин.
– Да ты, Никифор Сергеич, отец, боярского роду, тебе мужицкие наши дела отколь ведать! – повторил Емельянов привычную лесть. Он прекрасно знал, что Собакины вовсе недавно вылезли из новгородских купцов. – Надобны мне великие послы, Никифор Сергеич, – выговорил наконец Федор. – Для большого торгового дела надобны. Отдай ты мне их. Хорошую цену дам!
– Что ты, что ты, Федор Иваныч, голубчик, – забормотал Собакин, – чего брешешь! Не жеребцы – великие послы государевы!
– Про то я ведаю, – успокоил Федор. – Завтра я тебе тесу, мелу да красок заморских пришлю, а ты Княжой двор учни поправлять – полы перестилать, да белить, да красить… И сукон цветных и голландских, тисненых обоев кожаных для лучших палат пришлю… И в твой дом также…
– Да кто же на рождество глядя такие дела творит? – удивился воевода.
– Ты скажи послам, что хотел к их приезду поспеть обновить покои, да не поспел, а как у тебя полы вынуты, а где изразцы из печей, а где обои посорваны, то не мочно тебе самому послов принять, а на монастырском-де подворье клопы да блохи, а есть, мол, в городе лучший дом большого торгового гостя Федора, и хозяин, мол, рад будет чести великих гостей принимать…
И, прикинув добрую цену – голландские обои, сукна, тертые краски и прочее добро, да и то, что сбережет деньги от расхода на посольское угощенье, воевода Собакин, по совету свей матери, «уступил» царских послов Емельянову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240