Саладен, повинуясь безотчетному желанию, в котором любопытство занимало лишь весьма скромное место, вышел на середину улицы навстречу всадникам – те уже выезжали из ворот, тут же закрывшихся за ними.
Первой его мыслью было: «Слишком молода!»
В самом деле, счастливого графа Гектора сопровождала молодая, изящная, прелестная женщина.
Под вуалеткой можно было разглядеть слегка бледное, но улыбающееся лицо, а большие глаза сияли тем мягким блеском, что бывает только в юности.
Саладен оказался так близко, что графу Гектору пришлось придержать лошадь, чтобы не толкнуть его.
– Посторонись же, дурень, – вырвалось у молодого дворянина.
Саладен не обиделся, но не посторонился, ибо оцепенел от изумления.
Второй его мыслью было: «Она! Такая же, как прежде! Ничуть не постарела!»
В ней даже не было намека на сходство с мадемуазель Сапфир, на которое он так рассчитывал в надежде узнать ее. Но это не имело значения. Каким-то чудом Саладену явилось юное, прелестное создание, нисколько не изменившееся за четырнадцать лет: именно эта женщина сидела в нескольких шагах от него на жалких скамейках Французского Гидравлического театра; именно она на следующий день обнимала на прощание Королеву-Малютку, свою обожаемую дочку, которую ей больше не суждено было увидеть, потому что об этом позаботился он, Саладен.
Только в одном заметна была разница – да и она могла объясняться роскошным нарядом Лили.
Саладен невольно восхитился тем, с какой непринужденностью носила Глорьетта новый для себя костюм – и это было его третьей мыслью.
– Можно подумать, что она ничего другого не надевала! – проворчал он сквозь зубы, провожая взглядом двух красивых лошадей, неторопливо шествовавших по пригороду Сент-Оноре.
– Поберегись! – закричал ему кучер омнибуса. Саладен, стоявший посреди улицы, отпрыгнул в сторону.
– Поберегись! – закричал ему кучер фиакра.
Саладен едва успел вскочить на тротуар, и взор его невольно обратился к мансарде дома, возле которого он устроил наблюдательный пункт. Смуглый господин распахнул ставни и, удобно облокотившись о подоконник, с довольным, но несколько насмешливым видом следил за удалявшимися всадником и амазонкой.
Он был странно весел, его большой рот оскалился в усмешке, и теперь на этом темном лице больше всего выделялись белые зубы, сверкавшие, как клыки хищника.
Конструкции, создаваемые воображением при помощи гипотез, дрожат на ветру, подобно карточному домику едва лишь удается доказать истинность одного из главнейших предположений, как все здание обретает прочный фундамент.
Установив личность Глорьетты, превратившейся в знатную даму и хозяйку дворца де Шав, можно было утверждать без риска ошибиться, что черный с проседью господин – это не кто иной как господин герцог де Шав, занятый привычным для ревнивых мужей делом.
Саладен не знал еще, какую пользу извлечет из этого обстоятельства; он спрашивал себя, отчего господин герцог снял мансарду, чтобы глядеть на свою жену, хотя вполне мог бы следить за ней из-за ставней собственного кабинета.
Поскольку источник сведений обретался рядом, он пожелал немедленно это выяснить – ибо дипломаты его толка не пренебрегают ничем – и нажал на сверкающий медный звонок у ворот, которые тут же распахнулись.
Саладен с развязным видом спросил привратника, одетого куда лучше, чем он сам, можно ли встретиться с господином герцогом.
– Его превосходительство уже два дня находится в отъезде, – произнес величественный страж, – тот же, кто домогается чести быть принятым его превосходительством, должен подать письменное прошение об аудиенции.
Саладен поклонился, поблагодарил и отправился восвояси. Уходя, он нагнулся за каким-то блестящим предметом, валявшимся в пыли, и сунул его себе в карман, поскольку имел похвальную привычку подбирать все, что плохо лежит.
Так великий Жак Лафит, в один прекрасный день попросивший прощения у Бога и людей за то, что совершил Июльскую революцию, заложил основу своего легендарного состояния, не поленившись взять с земли булавку.
Саладен теперь задавался вопросом, что побудило его превосходительство выбрать в качестве наблюдательного пункта именно окно мансарды.
Видимо, его превосходительству хотелось до конца разыграть старую комедию о подозрительном муже, желающем застать врасплох жену.
Окно было уже закрыто. Подобно Саладену, господин герцог завершил свои труды.
– Все равно, – произнес бывший шпагоглотатель, – вряд ли ему так повезло, как мне!
Довольный собой и ослепленный горизонтом золотого цвета, он вошел в ресторан, чья витрина заставила его испытать танталовы муки, и против обыкновения не стал экономить, заказав плотный завтрак, больше смахивающий на обед.
А в это время Гектор со своей прекрасной спутницей, которая и в самом деле была герцогиней де Шав, завернул за угол проспекта Мариньи, выехав на простор Елисейских полей.
Граф Гектор, вне всякого сомнения, был отменным наездником, но госпожа герцогиня вернулась из страны, где женщины, как известно, способны показывать чудеса вольтижировки. Она была истинной амазонкой. Элегантная толпа, с утра заполнившая громадный проспект, хорошо знала это, и прелестная всадница привлекла всеобщее внимание.
Из разнообразных парижских развлечений самым завидным является прогулка в Булонский лес, но нигде не расцветает таким пышным цветом злословие, как в кокетливых нарядных экипажах.
В этих букетах из очаровательных дам, порхающих по Елисейским полям, по общему мнению, скрывается множество острых длинных шипов.
Возможно, именно сейчас безжалостные языки прохаживались на счет госпожи герцогини и ее слишком юного кавалера, однако внешне это было незаметно – отовсюду слышались только приветливые восклицания, а на всех лицах сверкали доброжелательные улыбки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151