Повернув за угол, он увидел фасад Одеона, освещенный сверху донизу. Одеон в те времена был модным театром, там давали великолепные балы.
Ролан хотел повернуть в другую сторону, но огни притягивали его. Он направился к театру, сам не понимая зачем. Он шел, завороженный ярким светом, словно безумец или ребенок.
На площади царило оживление. Прилегающие улицы были заполнены ожидающими экипажами. Из битком набитых кафе на площадь выплескивалось громкое пение и смех. На крыльце театра толпились люди в масках и домино, и поверх всего этого шума и говора захмелевшей толпы плыли звуки оркестра, приглушенные толстыми стенами театра.
Сердце Ролана мучительно сжалось. Он не понимал, как очутился в веселящейся толпе, так головокружение подталкивает нас к краю пропасти. Лихорадка сделала свое дело: руки и ноги заледенели, зато голова пылала. Ролан забыл обо всем, даже о безумном намерении отомстить Маргарите, убившей его мать.
НОЧНЫЕ СКИТАНИЯ
У домов, как и у людей, своя судьба, и даже, можно сказать, свои причуды и слабости. Подобное заявление может показаться странным, но тем не менее так оно и есть на самом деле. Театр Одеон родился скупым бедняком. Несмотря на вполне заслуженный успех, время от времени выпадавший на его долю и позволявший хотя бы ненадолго позабыть о нужде, театр упорно сохранял убогий вид, напоминая жилища артистов, где едят прямо из кастрюль. Порою он поражал великолепием, блистательным великолепием, но ему всегда чего-нибудь недоставало – то рубашки, то носков. Под богатым камзолом не оказывалось нижнего белья, его просто-напросто не успевали купить.
В ту ночь, когда в Одеоне давали бал, ослепительными огнями был расцвечен лишь фасад, но уже у входа на галереи сгущалась непроницаемая тьма, освещаемая двумя-тремя закопченными лампами, в которых едва теплились фитили. Изобретение газового света свело почти на нет разницу между фасадом и задворками, но в те годы, когда происходила наша история, оборотной стороной полыхающего огня праздника часто оказывалась чернильная темнота.
С трудом передвигая ноги, Ролан обогнул театр и добрался до галереи, выходившей на улицу Корнеля. Галерея была почти пустынна. Сумрак и тишина принесли Ролану облегчение. Он опустился на ступеньки и обхватил голову руками, стараясь собраться с мыслями. На улице прямо напротив него стояла элегантная карета с кучером, дремлющим на козлах. За спиной Ролана бродили редкие парочки. На сельских гуляньях для уединения служат рощицы; в городе рощицы заменяют галереи.
Неподалеку от Ролана, пребывавшего в полузабытьи, остановилась пара. Свет одинокой лампы позволил разглядеть крепкого широкоплечего мужчину, еще не старого, одетого в обычное платье. На женщине, молодой и статной, было домино без капюшона, маску она держала в руке.
– Он честный, – сказала она. – Честнее, чем я думала. Ничего не выйдет.
– Ба! – отозвался широкоплечий мужчина. – Не хочу вам льстить, госпожа графиня, но в Париже нет женщины, прекраснее вас. Вы знаете этого парня, как пять своих пальцев, он любит вас до безумия и сделает все, что вы захотите. Не подведите нас.
В тоне, которым он произнес «госпожа графиня», сквозила едва заметная ирония.
На улице Корнеля из-за поворота появилась компания молодых людей в маскарадных костюмах, впереди шествовали двое с факелами. Госпожа графиня и ее спутник отодвинулись в тень колонны, однако недостаточно поспешно: отблеск горящего факела скользнул по их лицам.
Мужчина был прав: в Париже не было женщины, прекраснее Маргариты Садула, в чьих роскошных волосах теперь искрились драгоценные камни, а на обнаженной шее сверкало бриллиантовое ожерелье. Ее спутником был господин Лекок, ни больше, ни меньше, сам могущественный господин Лекок.
Гогочущая хмельная компания состояла из клерков нотариальной конторы Дебана, возвращавшихся после обильного ужина. Они торжественно волокли пьяного в стельку Жулу в растерзанном и грязном костюме Буридана.
– Не хватало только, чтобы они его уморили! – пробормотала Маргарита, глядя на бледное застывшее лицо Жулу, на его безвольно обмякшее тело в руках носильщиков.
– Они для вас стараются! – холодно заметил Лекок. – Его нужно довести до кондиции. Задача непростая, придется попотеть, но оно стоит того.
Ролан ничего не слышал, точнее говоря, слова, произносимые мужчиной и женщиной, отдавались в его ушах невнятным шумом. Даже голос Маргариты не заставил его насторожиться.
Человек, одетый, как студент, в просторную плюшевую блузу и в баскском берете на голове, единым махом взлетел по ступенькам, пройдя так близко от Ролана, что коснулся блузой его щеки. Студент остановился на последней ступеньке, вглядываясь в темноту галереи.
– Но это ведь его экипаж! – проворчал он.
– А вот и Комейроль! – тихо произнес господин Лекок.
Студент в плюшевой блузе немедленно подошел к нему.
Спутники Жулу шумной гурьбой ввалились в кабачок гостиницы «Корнель», вопя во все горло:
– Пуншу! Ведро пуншу, да не одно! Мы празднуем свадьбу новоиспеченного сиятельного графа! Дорогу деревенщине! История – дура, а театр Порт-Сен-Мартен врет, как сивый мерин. На прошлой неделе Буридан женился на Маргарите Бургундской и теперь правит среди виноградных лоз! Пуншу! Море пуншу! Ура Гименею и да здравствует Декларация прав гражданина! Папаша зарыт в землю Бретани. Титул и состояние перешли к сыну! Орсини, чертов трактирщик, у нас кошельки лопаются от денег. Ставь нам выпивку, да поживее, и давайте веселиться!
– Хозяин, – сказал Комейроль, показывая пальцем на расшумевшихся клерков, – эта шайка болтунов отныне вам больше ни к чему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159