Это как в дневниках Нагибина – горькие переживания автора там связаны с тем, что в этом году только в шесть стран пустили, а еще в пять – нет. Один знакомый рассказывал такую историю. Только-только кончилась война, его вместе с другими детьми везли всем детским домом из эвакуации. Детей разместили на верхних полках, чтобы освободить нижние для пассажиров. И вот на какой-то станции в купе вошла очень элегантная дама с двумя спутниками. Они уселись и только все время проверяли, заснул мальчик наверху или нет. Наконец, когда он притворился спящим, компания достала из сумок хлеб, вино, фрукты, мясо и стала есть. Через много лет этот мальчик, став уже взрослым, узнал даму на одном приеме: это была Лиля Юрьевна Брик.

Н. А. Варенцов. Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое. – «Новое литературное обозрение», Москва; серия «Россия в мемуарах»

Это про купцов.
Ранней весной, особенно днем, какая-то похмельная просто дрожь, хотя нет никакого похмелья, да и выпить уже безрадостно, – ну нет больше сил, нету. Авитаминоз. А надо с притопом и удалью, свежо, глянцево, бабах по голове очередное издательство. Или писателя. Или переводчика. Можно едко и язвительно, а можно эдак интимно и ласково. Умно, но не слишком, чтобы не скучно. Мол, мы тут понимаем, сейчас вам расскажем, а вы купите и прочтете, пойдете и съедите, посмотрите и послушаете, наденете или подарите. Вы такие бодрые, ну и мы еще бодрее. Вам так здорово живется, и нам тоже ничего. Не пишем мемуары, дневников не ведем, ничто не имеет значения, незачем запоминать больше чем на две недели, а лучше весело так, легко и без пафоса. Главное, чтоб без пафоса. Прям девиз эпохи.
А это вот про купцов. Подробнейшие мемуары о купеческой Москве. Сам Варенцов был купец-миллионщик. Он умер в глубокие советские годы, в 47-м, так никуда и не уехал. А где-то в тридцатые с упорством восстановил дневниковые записи, собрал их в несколько тетрадок, переписал набело, закончив 1905 годом. Хлопком когда-то торговал, осваивал Среднюю Азию, при большевиках нищ был совершенно, но считал это даже правильным – вроде как расплата за прежнее богатство.
Мне недавно попалось вышедшее в начале 90-х репринтное издание мемуаров А. Ф. Кошко, бывшего до эмиграции главой полицейского ведомства Российской империи. Тогда ведь тоже считалась эта работа не совсем приличной, военные презирали жандармских. Я уж не говорю об интеллигенции. Этот самый Кошко совершенно меня потряс. Милые, занимательные и по нашим временам невинные полицейские истории не только написаны с большим литературным блеском, но какой прекрасный человек их писал! Ясность мысли, не подлежащая обсуждению верность долгу, понимание России, наивная и упрямая преданность ей. Не мыслитель и не писатель, государственный чиновник, мент. Зачем ему было думать о прошлом, о будущем?
А Варенцов вообще купец. То есть бизнесмен, спекулянт. Литературных дарований никаких, хотя по нынешним временам написано культурно. С купеческим уважением к литературному труду, с детски серьезными описаниями внешности, обстоятельств, костюмов и нравов. Один среднеазиатский купец первый раз приехал в Москву и попал в Большой театр. После этого он оставил семью, детей, навсегда переселился в Москву и стал балетоманом. По мнению Варенцова, все дело было в том, что балет показался азиату живым воплощением мусульманского рая – полураздетые прекрасные женщины танцуют под дивную музыку.
Но все это описывается не для того, чтобы байками развлечь читателя. У них у всех – купцов, чиновников, военных, ученых – было непонятное и чуждое нам чувство ответственности, долга какого-то. Они считали, что из их маленьких жизней и быстрых времен складываются эпохи, история.
Пафоса они не боялись, уныния стыдились, а легкомыслие презирали.

Марина Вишневецкая. Вышел месяц из тумана. Повести и рассказы. – «Вагриус», Москва

Герой рассказа «Начало» – чудаковатый изготовитель редких народных инструментов вроде волынки. Его хлопотливая мамаша по непонятным причинам начинает уменьшаться, уменьшаться и в конце концов достигает размеров таракана. Герой носит ее в коробочке и постоянно боится раздавить. Чем меньше мамаша, тем больше места в жизни сына она занимает. Мне очень нравится этот сюжет.
Нынешнее русское чтение состоит из двух параллельных потоков – так называемой массовой литературы, с одной стороны, и литературы «высокой» – с другой. И как бы Сорокин ни старался доказать обратное, он все равно принадлежит ко второй. Первую читают все, вторую – некоторые. И в первой, и во второй есть свои блестящие победы и есть тонны мусора. Пересекаются обе литературы только в одной точке – точке Пелевина. Между тем ситуацию можно будет назвать нормальной только тогда, когда за Пелевиным будут стоять несметные толпы хороших, профессиональных писателей, умело сочетающих внятный сюжет с хорошим литературным вкусом, не самые тривиальные соображения – со способностью развлечь читателя. К сожалению, у нас таких писателей штук двадцать, не больше.
Вишневецкая в эту двадцатку входит, хотя и с оговорками. Рассказы «Начало» и «Брысь, крокодил!» – вообще то, что надо. В остальных произведениях есть существенный недостаток, я бы его назвала «синдромом Улицкой». «Синдром» имеет первым признаком то, что писатели (а в особенности почему-то писательницы) очень любят героями своих историй делать интеллигенцию, причем в старом, советском понимании слова. Герой повести «Вышел месяц из тумана» – сам писатель. Его подруга к концу повести учится на театрального режиссера и увлечена Мейерхольдом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55