«На все воля богов, любовь моя. Впрочем, многие верят, что Мастер, приступая к своим обязанностям, пускает внутрь своей плоти некий высший дух, который и вершит суд».
Это не про меня. Я-то никого не могу впустить, ведь мой Знак – поддельный.
«Ты уже впустил многих…».
От тебя я не мог отказаться, даже если бы и хотел. В конце концов, меня никто не спрашивал. А серебряный зверек… Что сделано, то сделано, не хочу вспоминать.
«Ну поддельный ты Мастер или настоящий, а благодарные страждущие находятся. Вернее, находят тебя», – подмигнула Мантия.
– Я искал вас, – ответил на незаданный вопрос чуть запыхавшийся капитан. – Думал, вы на пристани.
– А я решил посидеть на берегу, подальше от суеты. Что-то случилось?
– Нет, все хорошо. Я только хотел вам отдать…
Кошель, довольно тяжелый даже на вид и позвякивающий своим содержимым.
– Не понимаю.
– Это ваша доля.
– В чем?
– В сделке.
– Позвольте, капитан, я не заключал никакой…
– Но вы ее устроили, – уверенно заявил стражник. – Без вас ничего бы не получилось.
– Думаю, за год дуве Тарквен натворил бы немало глупостей, и у вас появился бы не один шанс прикупить его хозяйство.
– Может, и так. Но год – большой срок, а гостевой дом есть у меня уже сейчас. И не только дом… – Взгляд капитана подозрительно затуманился. – Я всегда хотел завести много ребятишек, теперь хоть научусь с ними обращаться, чтобы будущая жена была довольна.
Уффф. Как просты бывают мечты, и какими странными путями приходит к нам их исполнение.
– Рад за вас.
– А все вы… Значит, правду говорят люди: есть руки богов, а есть руки Мастера, и еще неизвестно, чьи держат на свете крепче.
Он уверовал в легенду, принадлежащую всем. Глупо? Наверное. Но он нашел в вере успокоение и надежду на доброе будущее, то бишь всяко остался в выигрыше. Впрочем… Я, как ни странно, тоже поимел свою выгоду в чужом деле, что убедительно доказывает кошель, примявший траву, и поощряющая улыбка Каруна, призраком памяти исчезающего вместе с уходящим в небытие туманом.
– А у воды это вы правильно сели, воды вам много понадобится, – то ли похвалил, то ли предостерег меня на прощание капитан и бодрым шагом счастливого человека направился в город.
Нет, как только прибудет паром, лишнего мгновения не проведу в этом городке, иначе угораздит впутаться еще во что-нибудь. Как у нас с погодой?
Последнее облачко рваным клочком тумана скользнуло над рекой и растаяло в кронах деревьев, подставив мое лицо яркому солнечному свету. Тепло. Я уже успел забыть, что на дворе лето, а летом… Жарко, фрэлл меня подери!
Очередной вдох втянул в грудь не пропитанный влагой, как раньше, а сухой, подогретый солнцем воздух, и я понял, о чем предупреждал меня капитан: все внутри меня заполыхало огнем, словно от ненароком разжеванного и беспечно проглоченного кусочка тушеной баранины с кайлибского базара.
Пить! И чем больше и дольше, тем лучше!
«Не боишься опоздать на паром?» – участливо поинтересовалась Мантия.
Он переживет мое опоздание, а я тем более!
Путешествовать с деньгами гораздо приятнее, нежели путешествовать без денег. С другой стороны, отсутствие забот телесных открывает простор для забот душевных, и тут уж приходится слезно молить богов, дабы те в благодушии и щедрости своей заполнили твой досуг раздумьями, иначе можно сойти с ума, ибо как безделье плоти приводит к отмиранию тканей, так и безделье ума не менее пагубно сказывается на содержимом головы. Впрочем, мне, к счастью или к сожалению, было о чем и над чем задуматься.
Почему к сожалению? Потому что иной раз безумство полезнее рассудочного отношения к происходящему и много предпочтительнее. Раньше мне казалось, что большая часть моих поступков носит на себе печать сумасшествия, но, только надышавшись сладким туманом, я понял, каково это – быть по-настоящему свободным духом и телом, а следовательно, казаться безумным всем, кроме тебя самого.
Следовать малейшему велению разума, целиком отдаваясь мимолетному порыву, не сдерживать чувств, ни достойных, ни осуждаемых, использовать каждое случайное событие, задевшее тебя полой плаща или подолом платья, чтобы построить свое, ни от кого не зависящее и никому не подчиняющееся бытие – вот чему помогала белая пелена, сладким молоком проникавшая внутрь тела и сознания. Казалось бы, разве не благо нес туман людям, скованным цепями обыденности? Разве не дарил он всему живому драгоценнейшее из Сокровищ – свободу?
Нет, пожалуй, о подарке речь не шла, скорее было похоже на чье-то баловство, невинную шалость ребенка, не способного пока по малости прожитых лет представить, какую лавину может увлечь за собой камушек с горного склона. Распахнутые настежь ворота еще не означают, что нужно сносить крепостную стену, а разделившие дыхание с озерным пришельцем занимались именно этим. Вместо того чтобы идти по открытому пути, начинали метаться по тесному загону своего сознания, натыкаться на рамки и правила, рушить их, раня и себя, и мир до крови.
Туман… Откуда он взялся, не подвластный никому, зато умеющий брать в плен чужие души? Равнодушное объяснение капитана городской стражи, мол, несколько раз в год белая пелена с Гнилого озера спускается вниз по реке, меня не устраивает. Жители Элл-Тэйна не видят ничего ужасного в трех днях свободы мыслей, способной даже самого робкого из робких довести до душегубства? Пусть. Но я не могу без содрогания вспоминать гулкие голоса, рвущиеся в разные стороны и тянущие за собой частички плоти, дрожащей от беззвучного эха. А все почему? Потому что мне стало страшно.
«Мне стало страшно». Так сказала Шеррит, когда ее спросили о причинах, заставивших наследницу Дома Пронзающих вновь выпустить в мир опасную память прошлого, и в те мгновения я не понимал всей глубины драконьего страха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23