Чем я и решил заняться Засунув поглубже в карман бутылку самогона, чтобы не травить его видом души коммунаров, я вышел из церкви и направился в село. С горки, на которой расположился храм, в обе стороны вела корявая, давно не ремонтированная дорога, Дождей последнее время было мало, она пока еще не превратилась в непролазное глиняное месиво, так что идти можно было хоть налево, хоть направо без затруднения. Я пошел налево. Дома за последние сто двадцать лет здесь практически не изменились, та же ненавязчивая традиционная архитектура и общая российская неприкаянность. Мне показалось, что я даже узнал несколько изб, когда-то новых, теперь вросших в землю и черных от времени. Людей видно не было. Полевые работы если и велись, давно по срокам кончились, свадьбы в лихолетье не гуляли, и село казалось вымершим.
Я дошел до околицы, но так никого и не встретил. Люди как будто боялись выходить на улицу. Пришлось о наличии жителей в селе ориентироваться по печному дыму. Хибары меня не интересовали, я высмотрел избу поприличней, с запертыми воротами. Постучался. Во дворе затявкала собака. Никто на мой стук не откликнулся, хотя из труб поднимался дымок. Тогда я несколько раз сильно ударил каблуком в гулкий створ ворот, так что собачонка во дворе зашлась истеричным лаем.
Однако, хозяева продолжали игнорировать и меня, и собаку. Пришлось начать лупить ногой в ворота по-настоящему. Наконец, изнутри послышался скрипучий, старческий голос:
– Кого бог несет?
– Открой, дедушка, – попросил я. – Разговор есть,
– Ты кто такой, милый? – спросил он, не спеша отпирать ворота.
– Прохожий, – неопределенно ответили.
– С коммунии? – продолжал допрос хозяин.
– Нет, я сам по себе.
– Счас открою, – пообещал старик и начал возиться с запорами.
Наконец дверь приоткрылась, и в щель просунулось бородатое лицо.
– Чего надо? – спросил пожилой мужик, с интересом разглядывая меня.
– На постой хочу попроситься, – ответил я.
– Мы чужих не пускаем, – ответил хозяин. – Иди лучше в коммунию.
– Я не бесплатно, хорошо заплачу.
– Нам ваши бумажки без надобности, – пренебрежительно сказал он.
Я не стал его убеждать, а просто показал золотую царскую пятерку. Старик сразу подобрел и широко распахнул ворота.
– Коли так, заходи, мы хорошему человеку всегда рады.
Передний двор оказался чистым и ухоженным, как будто за воротами не было нового времени и гражданской войны. Правда, сам хозяин одет был из рук вон плохо в сплошное рванье.
– Можно у вас пожить до завтрашнего утра? – спросил я. – Чтобы с баней и нормальной едой?
– А вас сколько? – уточнил старик.
– Двое, я и жена. Давно не виделись, нужно отпраздновать встречу.
– За николаевскую пятерку?
– Да, и плачу вперед, – подтвердил я, крутя между пальцами золотой кружок.
– Хорошо, – согласился хозяин, – попарим, угостим и спать уложим. Ваше дело молодое!
– Заранее благодарю, – сказал я, передавая ему монету. – Если все будет хорошо, получишь еще столько же.
Оказалось, что материальный стимул работает даже в пору военного коммунизма. Старик довольно ухмыльнулся и поклонился мне, как при проклятом старом режиме.
– Будете довольны, барин, – сказал он на полном серьезе. Было, похоже, что никакой классовой ненависти ко мне в эту минуту крестьянин не испытывал.
– Мы подойдем через часок, – сказал я, выходя на улицу.
– Приходите, мил человек, дорогим гостям мы всегда рады, а я пока баньку истоплю, у меня банька-то знатная, почитай лучшая в селе.

Глава 7

Разомлевшие и чистые, мы лежали на пахучем сенном тюфяке в хозяйской горнице. Даша вытянула из тюфяка через прорешку травинку и задумчиво ее покусывала.
– Ты знаешь, я уже забыла, что на свете существуют такие вкусные вещи, – грустно сказала она, вспоминая домашнюю колбасу, которую мы недавно ели. – И хлеб у них пшеничный! Как они умудряются прятать продукты от реквизиций?!
– Тебя это не устраивает? Лучше было бы у крестьян все отобрать и поделить между коммунарами?
– Давай выпьем, – попросила она, обходя вопрос реквизиций. – Все это так непривычно, что у меня голова кругом идет.
Я встал, подошел к столу, плеснул в кружки самогона, и мы, чокнувшись, выпили. Самогон тоже оказался вполне терпимым, видимо, сердобольная кладовщица наделила меня напитком из собственных запасов.
– Ты осуждаешь меня, что я так быстро с тобой сошлась? – спросила Ордынцева, поворачиваясь ко мне лицом.
Она была в одной нижней рубахе с расстегнутым воротом и смотрелась очень сексуально.
– Почему я должен тебя осуждать? – вопросом на вопрос ответил я.
Конечно, меня, как и большинство мужчин, интересовало прошлое женщины, с которой я оказался в любовной связи, но ничуть не напрягал ее нынешний «скоропалительный» выбор. Ревности к ее былым романам у меня не было. В постели Ордынцева вела себя так целомудренно неопытно, что заподозрить ее в распутстве мог только полный идиот.
– Знаешь, почему-то ты мне показался совсем другим человеком, чем те люди, которых я знаю. У нас в партии бывают связи между товарищами. Но никто но относится к этому серьезно. У меня тоже было несколько таких эпизодов…
– Дашенька, давай подобные признания отложим до более подходящего случая. Что, нам больше нечем заняться?
– Как, ты хочешь еще? – удивилась она.
– Еще?! Да я и не начинал.
– Мы же в бане ..
– Ну, что ты мелочишься, тем более, что первый блин всегда бывает комом.
– Но ты даже не сказал, как ко мне относишься, – грустно сказала Ордынцева.
– Вот не думал, что вас, материалистов, интересуют вопросы любви!
– По-твоему, мы не обычные люди?
Говорить о любви мне не хотелось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97