– Нет, – не принимая шутку и подстраиваясь под простонародный говор, ответил я, – оне по научной части, лес изучают, значит, как растет и вообще.
– Землемерша, что ли? – обрадовался решению загадки брезентовый. – Как же, знаю, умственное дело!
– А я до революции грамотных очень не уважал, – вмешался разговор сурового вида человек с начинающей седеть бородой, – думал, все они сволочи, на народном горбу жир нагуливают. Один с сошкой, семеро с ложкой.
– А опосля чего, поменялся? – хихикнул его сосед.
– Поменялся. Наши народные еще большей сволочью оказались. Те, – он кивнул на Дашу, – хоть какое понятие имели, а наши, живоглоты, за копейку загрызть готовы.
– Это правда, – поддержал его наш знакомец Степан, – с мужика всяк норовит последний клок содрать, а такого, как при комиссарах, не припомню.
– Гады они, те комиссары, – вмешался в разговор последний возчик, но его явственно толкнул локтем сосед, и он замолчал.
– А вы, товарищи, сами-то не партейными, случайно, будете? – спросил брезентовый.
Даша хотела ответить, но я ее опередил:
– Нет, мы из беспартейной массы. Сами по себе.
– Ты, Ванька, говори, да не заговаривайся, – набросился на противника института комиссарства сосед. – Счас за длинный язык живо под микитки и в цугундер. Комиссары оченно не обожают, когда их не одобряют. А они тоже разные бывают, у нас в гражданскую был один комиссар, душа человек. Простыми красноармейцами не брезговал, с одного котелка ел, одной шинелкой укрывался.
– А много ты таких видел? – поинтересовался былой противник просвещения.
– Сколько надо, столько и видел.
– Хватит лясы чесать, – прервал разговор брезентовый плащ, – надо ужинать и спать ложиться, скоро светать начнет, а мы еще не кушамши. Завтрева поговорите.
Все завозились и полезли за ложками. Котел сняли с костра и поставили между двумя возами, перекрытыми брезентом. Вся наша компания уселась вокруг и принялась за кашу с мясом. Разговоры прекратились, и узнать, какой сейчас год я не смог. Понятно было только то, что гражданская война позади, и в стране ходит твердая валюта.
После позднего ужина крестьяне начали укладываться спать, где кто мог. Нас Степан устроил прямо на возу, под брезентом на мешках с зерном, а сам лег под возом, на бараньем тулупе. Впрочем, спать нам осталось совсем немного, часа два и покемарить можно было и в таких спартанских условиях.
– У тебя есть какие-нибудь планы на будущее, – шепотом спросил я Ордынцеву, когда мы легли под жесткий, намокший брезент и прижались друг к другу, чтобы согреться.
– Мне нужно на службу в губком, – ответила она.
– О службе забудь, как и о своем революционном прошлом. Мы теперь совсем в другом времени.
– Ты опять начинаешь меня пугать! – обиженно сказала Даша и, сколько позволяло место, отодвинулась от меня.
– Нет, не пугаю. А ты, что сама ничего не заметила?
– Что я должна была заметить?
– Мужики без конвоя, добровольно везут зерно на железнодорожную станцию, Степан хочет на этом заработать червонец.
– Ну и что тут такого? – удивленно спросила Даша.
– Сама подумай, кто за ваши совзнаковские десять рублей извозчиками стал бы работать?
Даша долго думала, потом опять ко мне прижалась. Тихо спросила:
– Ну и что, по-твоему, это значит?
– Только то, что мы с тобой уже не в двадцатом году.
– То есть, как это?!
– Ты говорила, что я не совсем похож на остальных твоих знакомых мужчин?
– Говорила, ты и правда ни на кого не похож.
– А знаешь, почему?
– Почему?
– Я не из вашего времени.
– Как это не из нашего, а какое оно еще бывает?
– Ну, я вроде как путешественник по времени. Я попал к вам из будущего.
– Ты шутишь? Разве такое возможно!
– Возможно, ты теперь тоже путешественница.
– Это что, как в «Машине времени» Герберта Уэллса?
– Я не читал, но, судя по названию, наверное, что-то в таком же роде.
– И где мы, по-твоему, теперь находимся? – ехидно спросила Даша. – В Америке или на Луне?
– Там, где и находились: в Троицком уезде, только не в двадцатом году.
– А в каком?
– Не знаю и не смог придумать, как спросить у крестьян.
– Давай я спрошу, чего проще! – предложила она и попыталась высунуть голову из-под брезента,
– Ты с ума сошла! – удержал я ее. – Они нас или выгонят как ненормальных, или сдадут в чеку. Хорошенькое дело, вышли из Чертового замка и не знают, какой теперь год! Ты бы сама что про таких подумала?
– Подожди, так ты это что, серьезно?!
– Серьезно. И не дергайся, пожалуйста. Ничего страшного не произошло.
Даша затихла и несколько минут лежала молча, потом опять повернулась ко мне лицом:
– А про червонцы я уже слышала. О том, чтобы их ввести в обращение, уже идет дискуссия! Сокольников доказывает, что без твердой валюты не поднять страну.
– Кто это такой?
– Ты, что с Луны свалился? Нарком финансов.
– Ладно, спи, – сердито сказал я, – утром все узнаем.
– Ну, смотри, если ты меня разыграл! – сказала Даша уже сонным голосом и затихла.
Проснулись мы, как только рассвело. Крестьяне спешили сегодня же добраться до железной дороги, от которой от Троицка было около тридцати верст. Начались спешные сборы, в которых и я принял посильное участие. Ордынцева не выспалась, была хмурой и подозрительно на меня поглядывала. Пока мужики запрягали лошадей, она стояла в сторонке, но как только обоз тронулся, не утерпела и спросила у Степана:
– Товарищ Степан, а вы политикой интересуетесь?
Тот удивленно посмотрел на нее и неопределенно пожал плечами:
– Нам это все без надобностей. Лишь бы по крестьянскому делу не мешали. А политикой пусть городские интересуются, если им больше заняться нечем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97