– Федька Блудов с десятником Тимофеевым.
– Как они сюда попали?
– Сотник сказал, что до тебя с посланием. Мы не знали, что они худое задумали.
Все свидетели происшествия продолжали молчать, переживая неожиданное событие. Началась общая суета. Из покоев выскакивали одетые в исподнее люди. Слуги принесли свечи и ярко осветили ими сени, Мой недавний приятель Блудов умирал. Он в предсмертной муке выгибался на полу, и его тело била крупная дрожь. Первый стрелец, тот, которого я ударил в висок, лежал ничком, без сознания. Присутствующие ждали, что скажет царь.
– Отправьте их в разбойный приказ, – наконец негромко проговорил Годунов. Он увидел небрежно засунутые под лавку тела охранников, повернулся ко мне. – Ты был с ними?
Теперь общее внимание переключилось на меня Я, видимо, и правда походил на заговорщика, стоял полностью одетый среди полуголых людей с обнаженным кинжалом в руке.
– Нет, – коротко ответил я, но и сам почувствовал, как это неубедительно прозвучало.
Стрельцы начали незаметно перемещаться в мою сторону. Бердыши пошли вниз. Вдруг наступившую тишину вспорол высокий, детский голос:
– Государь, боярин Алексей спас тебе жизнь! Все расступились, и перед Федором предстала карлица Матрена.
– Там, – она указала на покои Ксении, – еще убитые стрельцы.
Как обычно бывает, все разом кинулись смотреть. В небольших сенях столпились едва ли не все обитатели дворца. Зрелище убитых людей было отвратительно по своей обнаженной обыденности. Зарезали их, как баранов на бойне, раскроив горла от уха до уха.
– Я услышала шум, разбудила боярина, – продолжила рассказ Матрена. – Он тех, – она указала рукой на главные сени, – нашел и остановил.
Опять все внимание сосредоточилось на мне.
– Нужно позвать священника, пусть отслужит молебен за упокой усопших, – подала голос Мария Григорьевна.
Я посмотрел на нее. Царица была в одной рубашке, но успела покрыть голову платком. Лицо ее было спокойно и скорбно. Никакого испуга за себя, своих детей или ненависти к подосланным убийцам я не заметил. Я уже второй раз сталкивался с ее жизненной позицией и удивлялся этой женщине, дочери одного из самых страшных палачей средневековья, сестры отравительницы князя Михаила Скопина-Шуйского. Какие, однако, разные люди могут быть в одной семье!
Царицу не послушались, и за попом никто не побежал, слугам было не до того, они выносили убитых, затирали залитые кровью полы. Я же опять оказался на распутье. При таком стечении народа идти досыпать в повалушу царевны было неловко. Я вопросительно посмотрел на Ксению, которая была тут же, куталась в платок и не произнесла ни одного слова. Пришлось мне самому проявить инициативу.
– Тебе, Ксения, лучше уйти, – сказал я, подойдя к ней почти вплотную. – Все кончилось хорошо.
– Проводи меня, – попросила она, разом решив мои сомнения. – Мне одной страшно!
Я взял ее под руку и отвел в покои. Как только мы вошли в первую комнату, там все замолчали.
– Ложитесь спать, – приказала царевна и, не задерживаясь, прошла в свою светелку.
Вслед за нами туда вошли давешняя Анюта, помогавшая хозяйке раздеваться, и героиня дня, Матрена. Я довел Ксению до лавки, на которую она тут же устало присела.
– Царевна, – обратилась к ней Анюта, – принести квасу или водицы?
– Нет, идите обе с Богом, мне нужно отдохнуть. Ты мне поможешь? – добавила девушка, обращаясь теперь уже ко мне.
– Конечно, помогу.
Дождавшись, пока мы остались одни, Ксения попросила:
– Обними меня, мне так холодно.

Глава 7

Утром мы все отправились в баню. Все – это, понятно, Годуновы, обслуга, охрана, ну и я, то ли в роли прихлебателя, то ли оруженосца.
– Ну, надо же, – про себя радовался я, – сподобилось же такое, помыться в царской бане, да еще в Московском Кремле!
Правда, больше, чем сам факт такого интимного сближения с монархией, меня волновал конкретный вопрос, как это все будет происходить: девочки налево, мальчики направо, или все-таки все вместе? Последнее, конечно, было бы интереснее.
Баня, или как ее еще называли «мыльня», оказалась почти рядом, за царским двором в отдельном строении. Наше неспешное шествие сопровождалось любопытными взглядами и повышенным вниманием окружающих. Драматические ночные события на Годуновых никак не сказалась. Во всяком случае, внешне они выглядели вполне спокойными и достойными правителями. Что было неудивительно, у них уже была семилетняя привычка к публичности. Меня внимание публики так же не волновало, тем более, что я шел сзади всех, затерявшись между стрельцами, чему вполне соответствовал боевой наряд. Возможно, если бы меня вели под ручки специальные придворные, как они, по обычаю, поддерживали юного царя Федора, я бы вел себя соответственно торжественному моменту и не крутил головой по сторонам, как обычная деревенщина.
Не успели мы дойти до самого заведения, как его двери широко распахнулись, и наша демонстрация вползла в широкие банные сени, проветренные и душистые. И здесь, увы, это я о мечте идиота, человеческие потоки разделились на два ручья, девочки вошли в одну дверь, мальчики в другую. Осталось надеяться, что хотя бы парная, согласно обычаю, будет у нас общая.
Баня оказалась отменная, но в восемнадцатом и девятнадцатом веках мне случалось посещать и более комфортабельные моечные заведения. Однако и то, что предстало перед глазами, было, по здешним меркам, супер: резные лавки, сенники с ароматными травами и восточными пряностями.
Вообще представление о необычной роскоши русских царей, на мой сторонний взгляд, оказалось сильно преувеличенным. Основными источниками таких мнений являются живописания русской жизни приезжими европейцами, видимо, привыкшими к относительной скромности быта своих малоземельных правителей или хвастливым понтам наших предков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95