Шуйский подошел ко мне вплотную. Он был значительно ниже меня, со старой, уже посеченной мелкими морщинами кожей. Однако глаза еще были чистыми и смотрели цепко. Было ему слегка за пятьдесят, что по этим временам считалось едва ли не старостью. Разглядывали мы друг друга довольно долго. Я состроил туповатую, бесхитростную мину, чтобы попусту не наживать себе могущественного противника. Наконец мы оба составили собственные мнения друг о друге. Впечатление о Шуйском, подпорченное историческими свидетельствами об этом деятеле, у меня сложилось негативное.
– Вижу ты, князь, умный человек, – довольно сказал боярин, удовлетворенный моей художественной трактовкой образа провинциально лоха, – потому пока никого нет, давай поговорим с глазу на глаз.
– Давай, князь-боярин, – согласился я сверху вниз, будто снизу вверх, льстиво заглядывая ему в глаза, – с мудрым человеком всегда поговорить приятно.
Шуйский пропустил комплимент мимо ушей и сразу же взял быка за рога:
– Царь Федор сам не сможет править страной, молод, да и глуп. У нас же времена наступают тяжелые, народ Годуновых ненавидит, ждет, не дождется царевича Димитрия. Тот с войском скоро будет под Москвой, и остановить его некому Стрельцы не хотят воевать с законным государем и переходят на его сторону.
– Так ты, князь-боярин, думаешь, что Самозванец сын Иоанна Васильевича? – задал я уточняющий вопрос. Шуйский поморщился от такой прямолинейности, не ответил и продолжил:
– Тебе нужно подумать, чью сторону будешь держать. Если Борисова щенка, то пропадешь, если законного государя, то можешь в большие люди выйти, станешь окольничим, а то и боярином.
– Понятно, – сказал я, – и что ты мне посоветуешь?
– Меня держись, тогда никогда не пропадешь.
– И что мне для того нужно сделать? – начал я сдаваться на убийственные аргументы старого лиса.
– Коли попал ты в гнездо Годуновых, тебе и кости в руки. Обо всем, что там делается, доноси мне. Никакого слова не пропускай, обо все разговорах и изменах докладывай.
– Понятно, – сказал я. – А что я за это буду иметь?
– Живым останешься, да еще награду получишь.
– Ну, жизнь наша не от царей зависит, а от Бога единого, а вот награду цари дают. Хотелось бы знать, какую.
– Дворянином московским станешь, а то и боярином, – пообещал Шуйский.
– Мне и своего княжества хватит, обойдусь и без московского боярства. Царь Федор мне уже и окольничего, и думского боярина давал, да только я не взял. Ты, князь-боярин, настоящую цену предлагай, а не журавля в небе.
– Вот ты как, князь, заговорил, – с ноткой уважения в голосе откликнулся Шуйский, – что же тебе тогда надобно?
– Ты купец, твой товар, тебе и цену назначать. Чинов и вотчин мне не нужно, их как дают, так и назад забирают, остается казна. Подумай, если в цене сойдемся, то я твой навеки. Только я дорого стою, за полушку не продамся!
Мне показалось, что даже такую продувную бестию как Василия Ивановича, мой постсоветский цинизм покоробил.
Он озадачено уставился на меня, не зная, что по этому поводу думать. Дурак оказался прожженным прощелыгой, не желающий вестись на обещание светлого будущего.
– За казной дело не станет, – без недавнего энтузиазма сказал он.
– Я сразу понял, что мы найдем общий язык, – обрадовался я.
– И сколько ты хочешь?
– Ну, – протянул я, прикидывая возможную цену предательства, – скажем, задаток в тысячу золотых дукатов, а потом два раза по столько же за каждое сообщение.
– Сколько! – истерично вскрикнул Шуйский. – Тысячу червонцев только задатка?! Да ты сам понимаешь, что просишь?!
– А ты что, царский престол хочешь получить за медные московки? Нет денег, нечего строиться.
– Я могу дать тебе десять червонцев задатка, а потом по столько же, если того будет стоить, – сердито отчеканил князь. – И это считай за счастье.
Теперь, когда у нас начался торг, он, наконец, понял, с кем имеет дело, и я стал ему неопасен, а потому неинтересен.
– Такие деньги за счастье не сочту, – парировал я, – столько я могу и сам тебе заплатить, чтобы ты мне голову не морочил.
– Ладно, десять задатка и по двадцать за каждый язык.
– Я свою цену назвал, а торговаться мне княжеское достоинство не позволяет. Надумаешь, эвони.
– Как это звонить, где? – не понял Шуйский.
– Звони во все московские колокола, что нашел такого дешевого соглядатая. Пусть вся Москва надо мной, дураком, смеется!
– Ну, ты и хват, – уважительно покачал головой Василий Иванович Шуйский. – Такой молодой и уже такой жадный. Далеко пойдешь, если только палач не остановит.
– Палачей бояться, в боярскую думу не ходить, – переиначил я известную народную пословицу.
Боярину шутка не понравилась, но он это не показал, только слегка сузил глаза. В хитрости и выдержке Шуйскому было не отказать, вел он себя как истинный дипломат.
– Надеюсь, все, о чем мы здесь говорили, останется между нами? – сказал он без угрозы, но твердо.
– Шутишь, я могила! А ты, князь-боярин, подумай о моем предложении, я с тебя еще беру по-божески. Смотри, другие больше заплатят.
– Другие? – задумчиво проговорил он, непонятно, вопросительно или риторически.

Глава 14

Закончив переговоры, я вернулся на Царский двор. Однако ни с кем из младших Годуновых встретиться не удалось. Они оказались заняты своими обычными молельно-банными делами. После встречи с боярами настроение у меня испортилось, захотелось положительных эмоций, и я решил навестить вдову Опухтину, и заодно выяснить, как обстоят дела у ее сына. Последний раз я видел их несколько дней назад, паренек, кажется, сумел преодолеть кризис, начал поправляться, но чем там у них все кончилось, я не знал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95