Я изменил направление, чтобы встретиться с ним в одной точке. Однако он внезапно сильно увеличил скорость, Короткого разгона ему хватило, и он, как ниндзя из тайваньского боевика, легко вбежал вверх по вертикальной стене. Вверху забора мелькнуло маленькое тело, а я едва успел затормозить, чтобы всем телом не врезаться в частокол.
– Держи его! – прохрипел сзади знакомый голос.
Я быстро повернулся к товарищу. Отец Алексий стоял на коленях, повернув лицо в мою сторону. В его груди торчала рукоятка кинжала, он бережно поддерживал ее левой рукой. Одним прыжком я подскочил к нему. Священник смотрел виноватыми глазами.
– Что, что случилось! – закричал я, уже вполне понимая и что случилось, и что случится через несколько минут. – Держись, друг, держись, – беспомощно бормотал я, – сейчас что-нибудь придумаем...
– Помоги мне лечь, – неожиданно тихо, даже как-то нежно попросил он. – Мне холодно!
Я обнял его за плечи и осторожно опустил на спину. На торчащую из его груди меленькую, детскую рукоятку ножа старался не смотреть.
– Подвел я тебя, – извиняющимся голосом сказал он. – Видно, по грехам моим помирать пора.
– Какие у тебя грехи, Господь с тобой! Сейчас я попробую вытащить нож...
– Потом вынешь, когда отойду, – болезненно усмехаясь, тихо сказал он. – Вот незадача, стал попом, а самому грехи отпустить некому... Придется тебе...
– Да, да, конечно, – торопливо проговорил я, – как смогу...
– Грешен я перед богом и людьми, – заговорил умирающий, – не по божьим законам жил, кровь людскую лил, бражничал сверх меры...
– Во имя Отца, Сына и Святого Духа, – бормотал я знакомые слова отпущения грехов.
– Сирот не обижал, чужого не брал, таких грехов на мне нет...
– Я знаю...
– Там в бане клад великий зарыт, я, пока сидел, откопал. Передай церкви на храм Божий, там, думаю, не на один хватит...
– Исполню.
– Тогда прощай, Алеша, долгой тебе жизни. Если чем обидел, прости.
– И ты меня прости, – сказал я, сжимая его слабеющую руку. Во имя Отца, Сына и Святого Духа, аминь.

Глава 20

На мой крик сбежались все работники кожевенной мастерской. Следом, отдуваясь, поспешал хозяин. Подходя к недвижному телу отца Алексия, снимали шапки, крестились. Люди жадно смотрели в лицо смерти, как будто стремились понять тайну жизни. Я дал Геннадию Александровичу денег и попросил отнести отца Алексия в ближайшую церковь. Четверо его подмастерьев осторожно подняли большое, недавно сильное, полное жизни тело, и скорбная процессия направилась к переднему двору.
– Мне нужно два мешка, – сказал я хозяину, – и прикажи привести сюда наших лошадей.
Тот как-то замялся и не сразу отдал соответствующее распоряжение. Я догадался, что мешки тоже стоят денег, и заплатил ему московками. Только тогда Геннадий Александрович послал за ними мальчишку-ученика. Пока тот выполнял приказ, я рассматривал нож, убивший моего друга. Он был явно сделан по индивидуальному заказу. Оружие, надо сказать, было страшное. Такой формы клинки мне еще не случалось видеть, как и сорт стали. Рукоять, видимо, подогнанная под маленькую руку Версты, была вырезана из какой-то не известной мне цельной кости и снабжена мелкой насечкой.
Только теперь, когда я смог хоть как-то соображать, я понял, что отец Алексий фактически спас мне жизнь Не знаю, как ему удалось помешать убийце вырвать из своей груди нож и тем обезоружить его. Если бы у того осталось оружие, то трудно сказать, чем бы кончился наш бой. Я так отчаянно бежал, что на излете сил вряд ли сумел бы отразить молниеносную атаку такого грозного противника.
– А зачем тебе мешки? – спросил хозяин, когда мальчик подвел лошадей и передал мне два стареньких пеньковых мешка.
– Покойный завещал передать деньги церкви, – ответил я.
– Какие еще деньги? – насторожился Геннадий Александрович.
– Награбленные, – ответил я и зашел в баню. Там было сыро и прохладно. Посередине помещения стояли четыре солидного размера керамические горшка из обожженной глины, два из которых оказались без крышек.
– Чего там? – взволнованно спросил хозяин, появляясь в дверях и заслоняя своей коротконогой тушей дневной свет.
– Выйди, – грубо приказал я, – и жди за порогом.
Тот хотел возразить, но сабля была не в его, а в моей руке, так что пришлось повиноваться. Я заглянул в распечатанные горшки и даже присвистнул от удивления – они были доверху полны монет.
Я обошел тесное помещение и у стены увидел ямы, вырытые священником. Скорее всего, там и хранились сокровища. Кому они принадлежат, можно было не гадать.
– Ну, скоро ты? – опять вопросил нетерпеливый кожевник.
– Давай сюда мешки, – распорядился я.
Геннадий Александрович втиснулся в низкую, узкую дверь и протянул мне мешки. Со света он не сразу заметил горшки, а когда разглядел – потерял дар речи.
– Это еще что такое?
– Награбленные деньги, – ответил я.
– Нет, правда, – начал говорить он и, наклонившись над бесценными горшками, остолбенел. – Золото, столько золота, – шумно прошептал он, будто проткнутая шина, выпуская из себя воздух.
– Не только золото, там есть и серебро, – хладнокровно уточнил я.
– А кому? Куда? Зачем? Почему? – заговорил он без голоса, одной душой.
– Что, «кому»? Покойный завещал деньги на постройку храма.
– Но ведь столько денег, – как загипнотизированный бормотал кожевенник, – на всех хватит, и нам, и нашим детям. Внукам останется, Давай... Хочешь, пополам, а то, женись на Дашке!
– Нельзя, это деньги кровавые, их можно только святым делом отчистить.
– Ты подумай, какие мы с тобой дела будем делать! Одной семьей! – лепетал Геннадий Александрович. – Всех осчастливим!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95