Царевна села рядом с ней на лавку и обняла за плечи. Девушка прижалась к Ксениной груди и разразилась такими рыданиями, что все встали со своих мест, не зная, что с ней делать.
– Принеси ей воды, она там, в сенях, в бочке, – попросил я Ваню.
Тот бросился в сени, датчанин, сидевший к девушке ближе всех, начал неловко гладить ее по плечу, а я стоял, ждал, когда, наконец, рында принесет воду. Тот чем-то громыхнул и вернулся с целым ухватом. Все засуетились и общими усилиями отпоили бедолагу.
Снова расспрашивать, как она попала к разбойникам, я поостерегся, поинтересовался только ее именем, чтобы было, как к ней обращаться. Даже такой простой вопрос заставил девушку учащенно задышать, однако она справилась с собой и назвалась Натальей. Было похоже на то, что у нее совсем сдали нервы. Как только исчезла реальная опасность, началась бурная, совершенно неадекватная реакция на все окружающее.
Пока мы общими усилиями приводили Наталью в чувство, вернулся Павел с какой-то женщиной. Та сразу же взялась обихаживать нашу компанию, накрыла стол и повела себя как хозяйка. Павел в ожидании расчета заметно нервничал, крутился вокруг меня, заглядывал в лицо и бросал красноречивые взгляды. Чтобы не испытывать его терпение, я позвал хитреца во двор и отдал оговоренные деньги. Почувствовав в руке серебро, мужик буквально расцвел, засуетился и побежал лично топить нам баню.
Похоже, что жизнь постепенно налаживалась. Эту ночь в любом случае нам нужно было провести здесь, у Павла. Дело шло к вечеру, и ездить по дорогам в такое неспокойное время, на ночь глядя, никто не хотел. Мне пока было непонятно, что собираются делать после освобождения Ксения со спутником. Возвращаться в Москву ей было опасно, а пробираться за границу без сопровождения, вдвоем, тем более. Поговорить наедине нам пока никак не удавалось. Все толклись скопом, а выйти вместе со мной во двор она или не догадывалась, или не хотела. Следующим сложным вопросом было, что делать со случайно обретенной «наложницей». Чтобы что-то с ней решить, нужно, как минимум, разобраться в обстоятельствах ее жизни, она же пока не говорила ничего внятного. Я слонялся между бывшими пленниками, не зная, куда приткнуться, и только выпала возможность, попросил царевну узнать хотя бы, кто такая эта Наталья, и есть ли у нее родственники.
Между тем, крестьянка пригласила всех к столу. Голодных пленников не пришлось упрашивать, и они как волки накинулись на самые обычные крестьянские кушанья. Я после давешних атаманских деликатесов к простой пище отнесся, можно сказать, скептически и кислые щи хлебал больше за компанию. Разговоров, как и положено в приличном обществе, за едой не вели; все, включая царевну, ели из общей миски, черпали ложками, соблюдая очередность. Когда с едой покончили, Павел пригласил гостей в баню. Судя по короткому времени, она еще нормально не натопилась, но ждать, пока жар будет отвечать строгим правилам банного искусства, ни у кого не было желания. Потому, разделившись по половому признаку, гости скоренько и быстро смыли с себя грязь и пыль пленения, после чего вповалку улеглись спать.
Опять так сложилось, что поговорить с Ксенией наедине мне никак не удалось, и пришлось все проблемы отложить на утро. Надо сказать, я и сам за последние дни так намотался, что только преклонил голову, как сразу же заснул. Ночь, слава Богу, прошла спокойно. Никто на нас не покусился, и даже Павел не пытался присвоить мой мешок с серебром. Его мне пришлось на всякий случай спрятать на теле под рубахой.
Утром сразу же начались какие-то непонятки: нахальчик стал уединяться и о чем-то подолгу шептаться с датчанином; Ксения наконец созрела для разговора, отозвала меня в сторонку и сказала, что им с Эриком, так, оказывается, звали ее зарубежного хахаля, нужны лошади, и они очень рассчитывают, что я им уступлю своего донца и Ванину кобылу; крестьянка, та, что занималась хозяйством, ходила и бухтела что у нее, де, прямо из печи пропал котел с кашей; Наталья пребывала в несознанке и отказывалась что-либо о себе сообщать! Короче говоря, все расстроилось так, что мне оставалось только метаться по избе и посильно реагировать на все новые и новые неожиданности.
Какие бы высокие отношения у нас раньше не были с царевной, отдать ей свою лошадь я не хотел. Те, у кого когда-нибудь были домашние животные, меня поймут. Друзей не дарят! Вместо донца и Зорьки, я предложил сладкой парочке купить других лошадей, благо денег на это у меня хватало. Ксения взвилась, обиделась и от моей помощи отказалась. Жест получился красивый, но так как у них за душой не было ни гроша, немного непродуманный. Бабе с ее пропавшей кашей я дал несколько медяков и велел купить новый горшок и не морочить мне пустяками голову. Тарасу же Макаровичу попросту пообещал, если он не прекратит плести интриги, оторвать башку или вернуть его разбойникам.
Только к обеду страсти немного улеглись, но ни одна проблема пока не была окончательно решена. Мы по-прежнему оставались в доме Павла, и, как раньше, я не знал, что делать с Ксенией и «наложницей». Нужно было рубить Гордиев узел, иначе мы так и будем сидеть, ждать у моря погоды. Потому я попросил всех участников исхода и заинтересованные лица собраться за столом.
– Нам нужно решить, что мы будем делать дальше, – сказал я, когда собрание после небольших проволочек все-таки началось.
Все молча ждали, что я скажу дальше.
– Оставаться всем вместе нам нельзя, – продолжил я. – У всех свои дела и дороги, потому давайте расходиться. Ксении с Эриком я могу предложить помощь в покупке лошадей и дать денег на дорогу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92