– Вон отсюда! – закричал я, взводя курок.
– Да я тебя! – начал было Поликарп Иванович, но я прицелился ему прямо в лоб, и он замолчал на полуслове. Его помощники собрались броситься на меня, но я опередил их, закричав:
– Еще шаг, и стреляю!
Они нерешительно остановились, не слыша приказа хозяина.
– Вели им убраться отсюда, или тебе конец! – продолжил я, глядя в упор в полыхнувшие испугом глаза Поликарпа.
Тот понял, что я не шучу, и приказал:
– Оставьте нас!
Мужики послушно вышли, притворив за собой дверь.
– Марья, иди к себе! – снизив накал, опять приказал хозяин.
– Нет, – твердо ответила женщина. – Не будет по-твоему.
– Вам отсюда все равно не выбраться, – с ненавистью глядя то на сестру, то на меня, пообещал он, – подохнете здесь, как крысы.
– Лучше умру, но по-твоему все равно не будет! – упрямо сказала женщина звенящим голосом.
– Ладно! Родную кровь на безродного басурмана променяла! – не отводя взгляда от нацеленного в лоб пистолета, прошипел Поликарп Иванович, отступая к выходу. – Будь ты трижды проклята.
Хозяин толкнул дверь спиной и выскочил за порог.
Марья Ивановна, обессилив от нервного порыва, опустилась на корточки там, где стояла, и тихо заплакала, прикрывая глаза кончиками платка.
– Не нужно, – попытался я успокоить ее, – все будет хорошо! Как-нибудь выкрутимся.
– Нет, – сказала Марья Ивановна, промокнув последние слезинки, – ничего не поделаешь, придется погибать. Брат за деньги никого не пощадит.
– Это мы еще посмотрим.
– У тебя в пистолете всего один заряд. Он пошлет кого-нибудь из своих разбойников под пулю, и вся недолга. А дальше… – она не досказала, только горько вздохнула и перекрестились.
Мысль была, по меньшей мере, здравая и заставила меня заспешить. Первым делом я запер дверь на засов. Она открывалась наружу, так что внезапно выбить ее у нападающих не получится, придется выламывать, а это потребует времени. Следующее, что я сделал, это вынул из сундука саблю и освободил ее от тряпок. Несмотря на слабость, которая меня еще не оставила, с таким оружием продержаться было можно.
– А ты, Хасбулат, как я погляжу тоже не простого звания, – удивленно сказала Марья Ивановна, рассматривая мой арсенал. – Пистолет аглицкий, сабля турецкая.
– Индийская, – машинально поправил я, думая, чем еще можно задержать нападающих. – У брата много людей?
– Сам-друг шестеро, – ответила она.
– Тогда давай придвинем к дверям стол, чтобы, если ее выломают, не сразу сюда ворвались.
Марья Ивановна кивнула и помогла подтащить стол к дверям. После перенесенного ранения и высокой температуры я был совсем слаб и не справился бы без ее помощи. Когда приготовления были кончены, мы сели: я на кровать, женщина на стул.
– Как же получилось, что бригадирский сын сделался разбойником? – спросил я.
– Обычное дело, – ответила она, – как батюшка, а вслед за ним матушка преставились, начал играть Поликарп в карты и кости и все имение наше просадил, даже мое приданое. Он вообще-то не злой, только играет неудачливо. Сначала все свои деньги проиграл, потом казенные, попал под суд. В каторгу его не послали, но от службы уволили. Вот братец и придумал постоялый двор держать…
Дальше было ясно и без объяснений, однако она продолжила говорить о наболевшем:
– Набрал себе помощников, один другого хуже. Когда сюда попадаются бедолаги, вроде тебя, без роду и племени, или купцы с товаром и деньгами, они и губят души. Последнее время даже коробейниками не брезгуют…
– Понятно, – сказал я, думая, что предпринять дальше: не сидеть же нам без еды и воды в долгой осаде, ожидая неизвестно чего. – Ночью в окно вылезем, здесь невысоко, – сказал я Марье Ивановне.
– Он, Поликарп, умный, сторожей на ночь поставит. Да и куда мне от него деваться? Одна с голоду помру. Видно, отжила свое, пора и честь знать.
– Ну, это глупости, что-нибудь придумаем, я помогу тебе устроиться. Тебе сколько лет?
– Старая уже, скоро третий десяток разменяю, – грустно сказала Марья Ивановна. – Осенью двадцать восемь исполнится.
– Так ты моложе меня, – сказал я, забыв о своей юной внешности. – Мне уже тридцать.
– Как так тридцать? – поразилась Марья Ивановна. – Ты по виду совсем несмышленыш, я думала, тебе и половины от тридцати нет!
– Это у нас в Хасбулатии климат такой, все моложе выглядим, чем есть на самом деле.
– Так что же я, выходит, со взрослым мужем спала! – совершенно неожиданно воскликнула она и залилась краской стыда.
– Так ведь ничего же не было! – успокоил я.
– Это на мне грех! Я думала младенца спасаю! – взволнованно заговорила Марья Ивановна. – Так вот за что меня дева Мария карает!
– Глупости, – оборвал я совершенно неуместные в такой обстановке сетования. – За такие грехи не карают, а награждают. Считай, что ты сегодня ночью спасла невинную душу.
– Какая же у тебя душа, коли ты в Христа не веруешь!
– Бог у всех один, как его ни назови, во что ни верь, главное не греши!
Однако она не приняла мои резоны и продолжала переживать свое «грехопадение». Мне надоело слушать стенания, и я заговорил о другом. Постепенно Марья Ивановна успокоилась и немного рассказала о самом своем дорогом, о детстве, том времени, когда еще были живы родители, и любезный братец не пустил ее по миру и не втянул в разбойничий вертеп.
Родители у Марьи Ивановны были не знатны и не богаты, отец, выходец из солдатских детей, дослужился до бригадира, промежуточного звания между полковником и генерал-майором, упраздненного нынешним императором. Вместе с тем за верную службу царю и отечеству ему кое-что удалось скопить и оставить сыну и дочери кроме дворянского звания небольшое состояние.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96